Стальная Крыса идет в армию
Шрифт:
– Ты говорил, что солдатам выданы увольнительные и что они наведываются сюда. Что-то я их не вижу.
– Видимо, они перестали сюда заходить, потому что их не обслуживают.
– А почему их не обслуживают?
– Потому что они не платят.
– Похоже на правду. Но раз они захватчики, почему бы не потребовать, чтобы их обслужили.
– Стоит им потребовать, как все расходятся, а харчевня закрывается.
– Ясно. Ладно, все по местам. Пойду погляжу, нет ли кого на улице.
Стоя на тротуаре с незажженной сигарой в руке,
Вскоре в поле моего зрения попали две невоенные фигуры в военной форме. Руки в карманах, кепи под неуставным углом – стыд и позор! Они подошли к «Толстому фермеру» и с тоской уставились в окно. Я приблизился к ним.
– Ребята, огоньку не найдется?
Оба подпрыгнули как ужаленные и разом повернулись ко мне.
– Ты по-нашему говоришь? – воскликнул один из них.
– Да. Я горжусь своими лингвистическими способностями. Если помните, я спрашивал насчет огонька.
– Я не курю.
– И правильно делаете, табак – яд. Но, может быть, у кого-нибудь из вас найдется зажигалка?
Солдаты отрицательно покачали головами, мрачно глядя на меня. Я поднял палец с таким видом, будто меня осенила спасительная идея.
– Вот что мы сделаем: зайдем в это милое заведение, и я попрошу у кого-нибудь прикурить. А потом мы с вами потолкуем за кружкой пива, и я попрактикуюсь в вашем языке. Не возражаете?
– Не выйдет. Как только мы закажем пива, харчевня закроется и все разойдутся.
– Это потому, что у вас нет вирров, местных денег, нашего всеобщего эквивалента. Зато у меня вирров куры не клюют. Идем, я угощаю.
Солдаты живо исчезли за дверью. Когда я вошел, они уже приплясывали от нетерпения возле стойки.
– Три кружки пива, – заказал я, бросая пластмассовый вирр-диск Стирнера в прорезь на поверхности стойки. – Большие.
Пока робот-бармен, блестящий хромом и медью, с крышечками от бутылок вместо глаз, нес пиво, я получил обратно диск, служивший кредитной карточкой.
– Выпьем за армию, ребята! – торжественно сказал я, поднимая кружку. – Надеюсь, вы довольны карьерой, которую выбрали.
Они с энтузиазмом хлебнули и сразу привычно заныли, что мне напомнило недавнее армейское прошлое.
– Выбрали? Как бы не так – нас мобилизовали! Насильно затащили в армию. Мы прятались, ловчили, да все без толку, – заныли они, осушив кружки. – Что в ней хорошего, в армии? Муштровка, издевательство, вонючие начальники… Такую профессию разве выбирают добровольно?
– Разумеется, нет! Но кормят-то вас, надеюсь, сносно?
Я с наслаждением выслушал вопли и проклятия по адресу самоприготовляющейся колбасы и заказал пива. Когда солдаты утопили носы в пене, я предложил:
– Я знаю, у вас только что был обед, но очень уж уютно смотрятся три свободных
Ответом был частый топот сапог. Перед нами поставили тарелки, и мы их мигом подчистили, стараясь не чавкать, – с нами как-никак юная дама.
Высосав по кружке пива, солдатики стали откровенно пялиться на Шарлу.
Пора было переходить ко второму этапу.
– Но если в армии не очень хорошо кормят, – сказал я, – то это, должно быть, компенсируется заботливым отношением сержантов к нижним чинам?
Сочувственно кивая и внутренне ухмыляясь, я выслушал поток жалоб на командиров, уборные, кухню и прочие прелести, столь любезные сердцу служивого человека. Затем я мигнул Стирнеру и откинулся на спинку стула.
– Простите, молодые люди с далекой планеты, что я вмешиваюсь, но мы с моей дочерью Шарлой поневоле слышали ваши слова. Неужели возможно, чтобы человека против его желания заставляли служить в армии?
– Еще как возможно, папаша. Привет, Шарла. Ты когда-нибудь ходишь гулять с кем-нибудь еще, кроме отца?
– Да, и очень часто. Я просто обожаю красивых молодых людей. Таких, как вы.
Мы утонули в прозрачных озерах ее глаз и, побултыхавшись немного, вынырнули, чуть живые от любви. Стирнер что-то говорил солдатам, но они не слышали. Мне пришлось поставить большие кружки пива, чтобы заслонить Шарлу от вытаращенных глаз моих приятелей.
– Я искренне сочувствую вам, молодые люди. На нашей планете такое просто невообразимо. Подобное насилие противоречит нашим законам, которые утверждают, что никаких законов быть не должно. Но почему вы позволяете, чтобы с вами так обращались?
– Нету выбора, папаша. Нас держат за колючей проволокой, с нас глаз не спускают днем и ночью; кто бежит, в того стреляют, а кого ловят, ставят к стенке. Да и бежать некуда, и спрятаться негде.
Он тяжко вздохнул. По щеке его друга сбежала слеза.
– Н-да, – произнес Стирнер. – У нас такое невозможно. Тут нет колючей проволоки, и никто не стал бы за вами следить и уж тем более расстреливать. В нашей огромной стране любой готов помочь человеку, попавшему в беду.
Солдаты подались вперед, напрягая затуманенные пивом мозги. «Д-дьявол…», – пробормотал один из них. Шарла ангельски улыбнулась.
– Я не понимаю этого слова, молодой человек, но чувствую, что оно выражает недоверие. Можете не сомневаться, мой отец говорит правду. Вот, смотрите. Это железнодорожные билеты до городка, где мы живем, маленького идиллического городка фермеров. Ехать туда на скором поезде один день. Видите, машина ошиблась и вместо двух билетов выдала четыре? Надо бы вернуть, но, если хотите, можете взять их, как сувениры.
Два билета молниеносно исчезли.
– На перрон можно подняться по боковой лестнице, ее не охраняют, – невинно добавила Шарла.