Стальная сеть
Шрифт:
— Нисколько, господин офицер.
Стал я спорить, а она:
— Друзьям госпожи Генриетты у нас всегда рады.
Тут я себя альфонсом почувствовал. Это такие мужики, что за женский счёт живут.
Хозяйка моё лицо увидала, улыбочка у ней усохла.
— Ах, какая я неловкая, вечно скажу невпопад. Уж сколько за глупость свою страдаю! Я сказать хотела — вы в первый раз у нас. По первости клиенту надо цену дать самую малую, примета такая. Чтоб дела шли успешно. А господ, что под рукой Ивана Витальевича служат, мы особенно уважаем. Ежели сомневаетесь, я
Короче, вышел я от модисток весь красивый и злой. Взял лихача и покатил с ветерком. Гулять так гулять.
***
Театр светится огнями, ко входу народ на колясках подкатывает. Из колясок дамы в шубках выбираются, с ними господа важные. Но и попроще народ толпится, эти на галёрку бегут.
Шумно, весело.
Мы с Генриеттой под ручку прогуливаемся, она с веером, я с программкой и лорнетом. Это театральный бинокль на ручке. Лорнеты напрокат выдают, за денежку малую.
Я думал, девушка моя расфуфыренная придёт, но нет. Вся из себя скромная, но как говорится — шило в мешке не утаишь, а красоту ничем не замажешь. Иду с Генриеттой под ручку и вижу — встречные мужики мне завидуют.
Я ей:
— А что дружок твой богатенький тебя по театрам не водит?
Генриетта усмехается:
— Разве можно, это ж скандал какой. Он человек женатый, с положением. А к вам не приревнует, он ревнует только к равным.
Меня аж зло взяло.
— В смысле — к равным?
Она, спокойно так:
— Ах, мой друг, не сердитесь. По деньгам вы ему не ровня. А мой покровитель знает, что я только за деньги с мужчинами встречаюсь.
— Видно, не всё он знает, — говорю.
Фыркнула она, по руке мне веером похлопала и не сказала ничего. Понимай как знаешь.
Хотел я у неё узнать, где Альвиния, но не вышло. Говорит, пришла, письмо написала, и ушла. Куда — неизвестно. Вот и думай. Может, её уже и на свете нет. Утопилась в пруду, или в колодец бросили девчонку. Перед этим горло перехватив — чтоб лишнего не болтала. Я уже всякого передумал, пока по театру болтался.
— Как хорошо, что я вас встретила, — шепчет Генриетта. — Видите, вон там дама? Та, в лиловом платье? Это вдова банкира. Муженёк ещё остыть не успел, а она с молодыми офицерами его состояние спускает на скачках да в ресторанах.
Поглядел я — дамочка в тёмно-синем платье, страшная как атомная война. Может, это лиловое, не знаю.
— И что?
— Улыбнитесь мне, поскорее. О, как она завидует! Вы здесь сегодня самый шикарный кавалер.
Смотрю, Генриетта моя аж лопается от счастья. Вот они, женщины…
— Здесь много таких, у кого мужья на вокзале при взрыве погибли, — шепчет Генриетта, а сама улыбается, будто мы с ней шутим. — Радуются наследству.
— Не все, — отвечаю. — Я видел.
— Ах, вы же там были. Как мне повезло, что мой-то жив остался. Тоже ведь должен был. Он дома сказал, что по делам на карьер поехал, там и заночует. И что на вокзал пойдёт оттуда.
— Повезло, — отвечаю.
Что она сказала — карьер? Это где динамитом камни взрывают?
— Ну да! Он на карьер не поехал, а сразу ко мне отправился. На всю ночь. Тем и спасся…
— Как удачно, — говорю, а сам думаю — это сколько же людей без алиби по городу ходит? Которые вроде по делам катались, а на самом деле чёрт знает где были.
— И много у него карьеров? В смысле — заводов?
Генриетта улыбнулась, зубками сверкнула.
— Ах, не надо так ревновать, Дмитрий Александрович. В постели он вам точно не ровня.
— А всё же?
— Зачем мне это знать? Много. У него заводишко есть, где лодки делают. А может, вагоны. Всё жаловался, что его конкуренты обходят. Этот, как его, Филинов. Ох и ругался, всё вино на стол выплеснул с досады…
— Ну, теперь-то Филинов ему не конкурент, — говорю.
Ух ты, что открывается! Это что же выходит — конкуренты папика Генриетты все в одночасье на вокзале полегли, а он живой остался? Может, граф с высшим эльвом просто случайные жертвы?
Нет, что-то ты загнул, Димка… Из-за конкуренции столько народа положить… Графа столичного со знатным эльвом — это кем быть надо?
С другой стороны, динамита у этого папика — как грязи. Хоть телегой вывози…
Тут и третий звонок прозвучал. А мне уже не до театра — всё думаю, как бы всех, кто без алиби, за шкирку взять.
И правда, начальство моё во главе с губернатором как с ума посходили. Нашли виновных — инородов. Других уже не надо.
Да и с чего бы оргам поезд взрывать? Там ведь высший эльв ехал. А орги эльвов очень уважают. Чтобы такого убить — это им всем рехнуться надо.
А гоблины? Что там сказал старейшина гобов? Надо быть полным идиотом, чтобы такую машину погубить. Им не людей жалко, гобам-то. Им поезд жаль до смерти. Нет, говорите что хотите, а не верю я. Не верю, что орги и гобы виновны. Ну и что, доску от динамитного ящика в сортире нашли? Может, они этими досками стенку укрепляли, чтоб не дуло.
Так я половину спектакля и просидел, как манекен во фраке. Дело о взрыве в уме крутил. Краем уха только слышал со сцены: «Я говорю, отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела!»
Знакомое что-то…
Тут зрители захлопали, люстры засветились. Генриетта меня с места подняла, потащила за собой.
— Скорее, пойдёмте за кулисы! Я страсть как хочу с актёрами пообщаться! Ну, пойдёмте же. Что вы как деревянный!
За кулисами ошиваться — самый шик для местного бомонда. Не успели мы туда забраться, а там уже полно народу. Актрисы отдыхают на кушетках. Актёры пуговицы расстегнули, лица потные платочками утирают — осторожно, чтобы грим не попортить.
Возле них народ толчётся, все нарядные. Мужчины в основном. Кто в мундире, кто во фраке. С актрисами любезничают.
Генриетта сразу к актёру ринулась, что в сторонке сидел, важно так. Мужик немолодой, солидный. Видно, что устал, и все дамочки с господами ему осточертели, как собаки. Но всё равно доволен — слава, она всем приятна.