Стальная сеть
Шрифт:
Ночевал я в участке. Ну как ночевал, прибежал, чаю выпил, давай бумажки строчить. Отчёты писать начальству. Там и заснул на лавке. Как бомж какой.
Мелкого гоблина Микки я оставил на кухне у Генриетты. Обещал забрать, как смогу. Когда жильё подберу. А то ведь, как от Филинова ушёл, всё по углам мотаюсь. Несолидно.
Если бы спросили Димку Найдёнова, восходящее светило полиции, я бы сказал, что думаю. Что нечего зимой в поле делать. Что за одного взорванного графа сотню гоблинов наказывать — ну такое. Но меня никто
Выдали нам пачку бумажек, все с подписью губернатора. По бумажке на помещика, которому работники нужны. Так мы с каждой бумажкой по губернии снег с грязью и месили. Промёрзли, устали, обозлились.
Возле усадьбы Филиновых лес густой, за ним парк. Снег под деревьями, сосны да ели мёрзлые стоят, ветками качают. Тут от нас один орг и сбежал. Конвойного с ног свалил, да как ломанулся через снег к лесу.
Все стоят, смотрят. На орга — и на меня. Другие офицеры молчат, чего-то ждут.
Мой подпрапорщик Кошкин, тихо так:
— Это наш. Нам решать.
Вроде себе под нос сказал, но чтоб я слышал. Вот чёрт, правда.
А беглец наш уже половину пути до леса пропахал. Снега полно, орг здоровый, вспахивает борозду как кабан.
Мне ведь инструкции дали чёткие. Побег пресекать на месте. За каждого сбежавшего накажут всю команду. Особенно командира. А кто у нас командир? Правильно — господин Найдёнов. Уже не стажёр, но ещё не офицер. Так что решай, хочешь ты офицером стать, или сидеть всю жизнь на ресепшене.
— Кошкин, винтовку!
Мой подпрапорщик винтовку мне передал.
Встал я на колено, дослал патрон, прицелился хорошенько. Убивать, так наповал. Мелькнула у меня мысль, стрельнуть в колено или в руку там — чтобы остановить. Но мысль сразу пропала. Совсем недавно, когда мы одну деревеньку проходили, то же самое было. У другого офицера гоблин сбежал. Мелкий, шустрый, петлял на бегу как заяц. В него стрелять стали — подранили только. Гоблин в снег упал, трепыхается. Так офицер подчинённого послал, чтоб гоблина добить. Сам мараться не захотел. Короче, зрелище не для слабонервных.
Винтовка в руку легла, целюсь, будто я сто раз это делал. Видно, мышечная память от прежнего хозяина, отличника полицейской школы, действует.
В корпус, надо в корпус — думаю. Так легче попасть. Задержал дыхание, раз, два… Выстрел.
Орг взмахнул руками на бегу и повалился лицом в снег.
Я остановил Кошкина — тот дёрнулся проверить — и зашагал по снегу сам. Офицер Найдёнов не боится замарать руки. Напортачил — исправлю.
А сам по снегу топаю всё быстрей. Не хочу чтоб лицо моё видели. Потому что мерзко это. Убивать вот так, в спину. Орга, который мне ничего не сделал.
Да, попал. Кусок головы снесло. Целил в спину, пробил голову. Винтовка-то не пристрелянная. Ну что ж, хоть быстро.
Вернулся, сказал. Кошкин кивнул, будто не ждал ничего другого. Офицер из жандармской конвойной команды глянул с уважением.
А рядовой Банник, что рядом стоял, пробормотал тихонько:
— Лучше так. Чем нечисть-то разводить…
— И то верно… — рядовой Шнитке схватился за пуговицу.
— Нечисть? — спрашиваю.
Рядовой Банник на подпрапорщика покосился, ответил:
— Да как же, ваше благородие, все знают — в энтом месте леший злющий обретается. Даже крепкие мужики сюды не ходют, боятся. А ежели девка красивая аль мужик в подпитии придёт — считай, конец. Не вернутся никогда. Леший душу ихнюю сожрёт, тело на потеху пустит.
— Только тень останется… — добавил рядовой Шнитке. Оглянулся пугливо: — Тень эта опосля бродит по лесу, ищет, кого сожрать. Тело новое ищет, значить…
Поглядел я в сторону леса. Как раз там мы видели призрака. Мой босс Филинов стрелял в него три раза в упор, и всё напрасно. А Матвей как призрака палашом рубанул — в безумие впал, да так с тех пор и не очухался.
Бр-р-р. Не зря народ сюда ходить боится.
Вот так мы снег с грязью по дорогам и месили, пока всех инородов не развезли.
***
Вернулся я в участок, доложил по всем правилам. Вспомнил с тоской бадью с горячей водой на съёмной квартире. Как её магией нагрели до кипяточка. Эх, сейчас бы туда, помыться хорошенько, да на диван… Да поспать часиков сто…
Бургачёв важный сидит, сразу видно — начальством себя почуял. Полицмейстером, не меньше.
Ценных указаний выдал вагон и тележку. С прицепом. Все какие-то мутные. То ли сам работать не хочет, то ли Димку Найдёнова задвигает подальше. Чтобы не маячил. И с чего? Я же ему пока не конкурент?
— И чтоб немедленно! — говорит, а сам щёки надул, глаза выкатил. Важнее государя, что на портрете. Портрет в кабинете начальника висит, в золочёной раме. Государь на нём важный, но не злой. Гордый такой, в орденах и лентах.
— Да не забудьте агентов проведать! — чеканит начальник. — Идите, стажёр.
Это он с намёком — мол, не зарывайся, Найдёнов. Ещё не поздно назад откатить. Вот что с людьми власть-то делает…
Не успел я дух перевести, мне конверт принесли, с почтовым курьером. Срочный.
Развернул, там записочка. На розовой бумаге, и духами пахнет. Типа французских. Правда, буковки корявые, как у двоечника. От Генриетты.
«Милый друг! Прошу оказать любезность со проводив меня вечером в театр. Билеты в конверте. Отказа ни приму. Ваша Г…а. PS: прилагаю к симу визитку маей модистки. Возьмите у ней фрак, скажите, что от меня».
И точно — в конверт билеты вложены. Ещё визитка, вся в завитушках. На визитке нарисован манекен без головы, на манекене — дамское платье расфуфыренное. Это что, меня на вечеринку зовут? Форма одежды — фрак, отказы не принимаются. Во как.