Стальное зеркало
Шрифт:
Тут самое время вступать хозяйке.
Шарлотта созерцает застывшую пятерку. Впору обидеться: что она им, Медуза, что ли? Окаменели, красавчики. И впрямь красавчики — настоящий цветник прекрасных собой молодых людей, на любой вкус. И впрямь окаменели. Смотрят на нее, как пять жен Лота, зачем-то переодевшихся в мужскую одежду по орлеанской моде.
Четверо соляных столпов — свита ее супруга, а, значит, и ее собственная. Вот ей с ними и разбираться. И лучше с самого начала взяться за уздечку покрепче… и поласковее. Так, чтобы все были обижены, но никто не имел ни малейшего повода высказать свое недовольство вслух.
Все. Пятеро. Включая Жана. Я буду не я, если к вечеру он не примется вместе с этими четырьмя болванами перемывать мне кости и плакаться на мою змеиную природу и пошлое коварство, присущее всем дочерям Евы со дня сотворения.
— Вы спорили из-за дамы, благородные рыцари. И спор ваш был достоин лучших риторов… однако ж, поэты и музыканты остались обиженными, потому что в ваших речах было много доводов, но мало благозвучия. Это положение надлежит исправить к чести вашей и дамы, послужившей предметом спора.
Пять удивленных физиономий. Жан, не соображая, что делает, развернулся и отступил на шаг, поближе к Джанджордано. Очень хорошо… правильно.
— А потому я, как хозяйка дома, требую, желаю и жажду продолжения. Я хочу, чтобы соперники воспели прекрасную даму… буквально. Как и было принято по правилам века более куртуазного, чем наш. Тот, кто вложит в стихи и музыку больше всего мастерства, гармонии и страсти — и будет победителем. — Хлопок в ладоши. — В этом доме наверняка найдется лютня…
В дверях, за спиной слуги возникает из ничего капитан де Корелла. Бесценный человек кивает и улыбается. Конечно, найдется. И немедленно. И не одна.
Соперники косятся друг на друга. Вопрос на лицах один на пятерых… нет, два. «Зачем нам это было надо?» и «Кой черт принес сюда это чудовище?»
Марио Орсини, как охарактеризовал его супруг — «пока еще очень хороший мальчик из дурной семьи», а с виду так фарфоровая кукла — светленький, с правильным лицом и огромными глазищами, — улыбается, кланяется. Остальные вздыхают потихоньку и тоже кланяются. Последним — Жан. Этот явно — почти вслух — думает что-то про медвежью услугу. Да, в музицировании и стихосложении он не силен, что есть — то есть.
— Повинуемся, госпожа герцогиня, — еще раз улыбается Марио. — Когда состоится поединок?
— Нынче же вечером, — благосклонно кивает Шарлотта.
И впрямь хороший мальчик, по крайней мере — воспитанный. И слишком чужак, в отличие от Джанджордано и Пьеро — именно он больше всех преуспел в ядовитых замечаниях в адрес Жана. Причем за полсотни шагов видно и слышно, что ничего дурного не хотел. Хотел повозиться с очень большой, очень завлекательной игрушкой. Учитывая, что из Жана можно сложить этак трех Марио — еще и смелый мальчик… и я подозреваю, что он как раз поладит с лютней.
Впрочем, увидим.
Будет очень забавно, если Карлотте придется дарить платок — или что она там придумает, — детенышу, который больше всех досадил ее жениху. Но к тому времени они все помирятся — на мне. А мне это не повредит: если верить возлюбленному супругу, а ему нет причин не верить, для женщин полуострова ученость, всеведение и светское коварство — достоинства.
Воссоздать в пределах дома правильный Суд Любви — задача все же непосильная. Но можно — у возлюбленного супруга воистину бесценный штат, особенно капитан охраны, нет, особенно второй секретарь, синьор Лукка, как выяснилось — большой охотник до шуток… Но можно за несколько часов найти, нанять, сотворить из воздуха плотников и обойщиков и соорудить в обеденном зале высокий помост для судей и специальное возвышение для поединщиков. Красное и зеленое, в старинном стиле. И отрепетировать фанфарный и трубный рев, предваряющий каждое выступление… молодые люди проклянут тот день и час, когда их посетила мысль затеять ссору у меня в доме.
Главное, чтобы их не проклял возлюбленный супруг, у которого ночью — день, а днем — тоже день, поскольку гости, приемы, гуляния, увеселения… а теперь еще и стук, шум, пение фанфар и прочая беготня. Однако ж, вооруженная стычка членов его свиты с сыном коннетабля Аурелии — и как ни крути, кто-нибудь да отправился бы под землю, — была бы куда более весомым поводом для проклятия. Чезаре понравилось то, какой выход нашла супруга. Еще ему понравилась сама идея. Неплохое развлечение для гостей, и, наверняка, будет смешным.
— Только пусть заканчивают не слишком поздно.
Шарлотта никогда не умела краснеть, так что свидетели разговора, пожалуй, ничего не поняли.
Гости же слетелись на зрелище, как… крылатые родичи возлюбленного супруга на особо интересное поле боя. Смущало только одно: господин коннетабль тоже почтил состязание присутствием, но устроиться предпочел в задних рядах — от исполнителей подальше. Конечно, ему-то и так все будет видно, но все же Пьер де ла Валле не тот человек, чтобы поступаться правилами без причины. Значит, причины есть. Может быть, он просто не любит музыку. А может быть, что-нибудь знает.
Поединщики же сидят на длинной скамье, над которой сооружен щедро украшенный цветами — счастье, что на дворе середина июня — навес. Пахнет одуряюще, а ведь эти цветы далеко не единственные. Ими убрано все, что можно. Шарлотта подозревает, что где-то под помостом разлили большую бутыль жасминовой эссенции — не могут, ну не могут обычные цветы так благоухать…
Госпожа герцогиня смотрит на всю ярко разряженную пятерку. Жан — лазорево-алое очень крупное пятно, с венком, как и прочие, с издалека видным задором в глазах. Значит, пришел в себя, встряхнулся и что-то придумал. Необычное. Джанджордано, — все оттенки зеленого. Имеет вид печальный, хотя и бодрится. Ему все происходящее попросту не нравится. Пьеро Санта Кроче — красное и желтое; этакий факел, увенчанный светло-рыжей шевелюрой. Нетерпеливо ерзает, ему не терпится быстрее отделаться. Джанпаоло Бальони, белое и светло-голубое, ему к лицу. Кроток, аки агнец… рыкающий. Интересно, к чему бы это? Марио Орсини — черное. С белой отделкой. Шарлотта косится на сидящего рядом супруга. Да, действительно, и крой похож. Юноша склоняет голову к плечу, отбрасывает челку, улыбается. Прелестный юный подражатель…
Кстати, ей не удалось до сих пор выяснить, как возлюбленный супруг поет… руки не доходили. Это серьезное упущение, нужно будет как-нибудь его исправить.
— Как мне по фамилии и следует, — тихо говорит возлюбленный супруг. Такие вещи он угадывает даже не с полуслова. — Громко и немузыкально. Мигель, он-то как раз певец хороший, рассказал, что у него в отряде был почти глухой солдат, который любил петь хором. Пока все пели вместе, это было вполне сносно. А потом кто-то выдумал тихо подавать знак замолчать. И слушать, как этот солдат продолжает. Не то чтобы Мигель на что-то намекал… — улыбается супруг. — Он прямо сказал, что очень похоже.