Стальное зеркало
Шрифт:
Cэр Кристофер кивает, смотрит в высокое стрельчатое окно, с таким интересом, что хозяин кабинета тоже поворачивает голову к витражу — да нет, ничего нового, все те же аурелианские розы, белые, гербовые, и все три на месте. Ни одной с прошлой недели не пропало. Неудобное окно, через витражное стекло не видно, что делается снаружи, зато кабинет — единственная комната во всем здании, которую можно было разгородить надвое. Аурелианцы не поскупились, выделили посольству добротный особняк за высоким надежным забором, и до дворца недалеко, четверть часа шагом, но город тесный, строят впритирку друг к другу, тянут дома ввысь, а не вширь. Так что потолок кабинета на втором этаже — высокий, а вот места маловато.
— Представьте себе, что так веду себя я. Что вы подумаете?
— Вы слишком непохожи, — вяло улыбается Трогмортон. И впрямь же общего — ничтожно мало, даже страсть к риску — и та совершенно разная, и выглядит иначе, и основа у нее другая. Да и наружностью не похож сэр Кристофер на дыдлу-каледонца, и стать не та, и масть… и очень хорошо, что не похож. — Но я мог бы подумать, что вы ожидаете какого-то чрезвычайно важного события, пытаетесь вести себя естественно, но не получается.
— Вы правы. Или что наблюдаемый пытается отвлечь внимание от того, чем на самом деле занят. Или то и другое вместе. По предыдущему опыту, я бы еще предположил, что он так развлекается. Вы же получаете новости из дому… вы помните нашу прошлогоднюю каледонскую кампанию. Ведь все было продумано до мелочей. Кого нужно — купили, кого можно — поссорили, остальных — запугали. Армия прошла через пограничные укрепления как нож сквозь масло… и тут появляется Хейлз, как чертик из коробочки. И не один, а с небольшой наемной армией. И по его милости наши войска застревают под Лейтом напрочь, за это время по стране расплывается несколько сундуков перехваченного у нас золота, лорды начинают задумываться — и вместо решающей кампании на один сезон мы получаем очередное бессмысленное топтание на месте. И никаких результатов.
Никки кивает. Золото везли лорду-протектору и старшему Аррану, но каледонские бахвальство, болтливость и беспечность привели к тому, что Альба оплатила войну против самой себя. Что именно сказала по этому поводу Ее Величество королева, сэр Николас не слышал и был этим несказанно счастлив.
— Где же нынче сундуки, что это за сундуки? — знать бы, на что Хейлз надеется, было бы проще.
— Где-то здесь. В городе. Но вы понимаете, о чем я? Все то время в прошлом году, пока Хейлз чудил в Дун Эйдине, гонял овец на границе, ссорился с кем попало и спал неизвестно с кем, включая тех самых овец, он заключал соглашения, отслеживал наши действия, планировал — за нас и за себя, и, когда дошло до дела, хватило двух-трех точных движений и некоторой дозы упрямства.
В прямом и переносном смысле. Потому что эта каледонская сволочь не только планирует совершенно замечательно, он еще и дерется ничуть не хуже, чем планирует. Может быть, даже лучше. Потому что переиграть его можно, сложно — но можно, особенно теперь, после Лейта, когда уже ни у кого не осталось сомнений в том, с кем мы имеем дело… а вот ранить серьезно его еще ни разу не ранили. К сожалению. К его двадцати четырем, при его образе жизни — это вопрос времени, но время пока еще не настало. Как Хейлз ни пытался нарваться на меч или брету. Нашелся бы на каледонского красавчика ревнивый муж или разгневанный отец…
— Да, я понимаю. Кажется, у нас есть примета. Если он ссорится с кем попало и спит с кем попало — значит, готовит сюрприз. Но тогда получается, что нас ждет большой сюрприз?
— И мне очень не нравится то, что я пока не могу представить — какой. Все идет хорошо. Медленно идет — но когда здесь хоть что-нибудь делалось быстро? Мелких трений, как всегда, хватает, но в главном согласны все — от нобилей до торговых гильдий. Весь этот аурелианский левиафан разворачивается на юг, до Каледонии никому нет дела, а когда союзники займутся Арелатом, этого дела не будет еще года два…
Хозяин ставит локти на стол, переплетает пальцы, упирается в них подбородком. Думает. Хейлз дружит с сыном коннетабля, сын коннетабля хочет жениться на Карлотте Лезиньян-Корбье, которая обещана в жены Чезаре Корво. К несчастью, Карлотта состоит в свите вдовствующей королевы Марии. К несчастью, королева с Хейлзом видится не реже, чем Карлотта с возлюбленным. И поблизости вертится сестра покойного Роберта Стюарта, сводного брата и Марии, и лорда-протектора Джеймса Стюарта по отцу, Шарлотта Рутвен. Наплодил детей король Иаков…
Если смешать уголь, селитру и серу, запечатать в горшок, не забыв вставить фитиль, и потом этот фитиль поджечь, выйдет взрыв. В покоях вдовствующей королевы, в тесно запечатанных негласным распоряжением короля Аурелии покоях вдовствующей королевы может смешаться что угодно с чем угодно. Все трое перечисленных, плюс страдающий влюбленный… и минус посол Корво?
— Что нового слышно о фрейлинах вдовствующей королевы?
Сэр Кристофер улыбается.
— Ничего. То же, что вчера, позавчера и третьего дня. Королева страдает, влюбленные страдают, слуги шарахаются от любой тени в юбке.
Интересно, донеслись ли уже до ушей толедского, тьфу, ромейского… да не разберешь, какого, в общем, папиного посланца стенания Жана де ла Валле? От них ведь все городские кошки оглохли, у всех голубей аппетит пропал… едва ли посол не осведомлен о препятствии на его пути. О препятствии, бок о бок с которым ему через пару месяцев воевать под Марселем. Интересно, досчитаемся мы сына коннетабля после марсельской кампании, или случится с ним какая-нибудь вполне обычная для войны неприятность?
Но, может быть, беды нужно ждать с другой стороны?
— Валуа-Ангулем ему помогать не будет, так?
— Не знаю. Не могу поручиться. Неделю назад мог, а сейчас не могу. Там что-то очень странное происходит. Во всяком случае, не далее как позавчера Валуа-Ангулем потребовал от своих управляющих… состояние дел по овчине — ну не для марсельской же кампании. А вчера встречался с Хейлзом.
Семейству Валуа сейчас невыгодно влезать в каледонские дела. Невыгодно. И они не собирались.
А коннетабль, милейший, надо заметить, человек — и храни нас Господь от встречи с ним и его армией в бою, будет счастлив, если они все-таки влезут. Вопреки воле короля Аурелии влезут — и на этом наконец-то сложат головы. И король будет рад, вдвойне и втройне.
Хейлз тоже будет рад: регентша немолода и слаба здоровьем, а Клода, кузена вдовствующей королевы, хватит надолго… и это было бы подозрительно похоже на полный провал всех планов касательно Каледонии на ближайший десяток лет.
Клод, конечно, не его тетушка — и сейчас это очень некстати.