Стальное зеркало
Шрифт:
Как все знают, ни малейших препятствий на пути движения грамоты от Его Святейшества к пока еще королеве Маргарите не возникло. Хотя после того, как южные обстоятельства трижды перевернулись с ног на голову, диспенсация могла бы обойтись Людовику гораздо дороже, чем было оговорено год назад. Но с короля можно было бы взять разве что золото. Если золотом пренебречь, получится куда более важный долг верности не только союзнику и посреднику, но и отчасти спасителю южных пределов державы. Такой долг пригодится в будущем.
И тем более пригодится, что ждали другого. Ждали игры и маневров. Ждали попыток подыграть новым союзникам. Вот они — не менее пестрой стаей с другой стороны площади. Зеленое пятно — Франсуа Валуа-Ангулем, приехал все-таки, раз уж старшего брата «дела» задерживают на севере. Серо-синее рядом с ним — тезка и младший союзник, Франсуа де Беллем, второй спаситель юга. Очень, кстати, приятный человек. И сдержанный. Все, что он сказал после истории с переправой: «Мне кажется, в этом есть некая доля легкомыслия.» И попробуй не согласись.
В общем-то, де Беллем партию герцога Ангулемского и представляет, поскольку Франсуа, младший брат коннетабля, ухитряется через всю площадь показать, как он, к сожалению его, совершенно, ну совершенно не способен нести никакие обязанности, даже быть лицом семьи в отсутствие старшего брата, ах, какое счастье, что есть господин де Беллем, за которого можно спрятаться от толпы и долга. Вполне буквально спрятаться, даром что де Беллем на полторы головы ниже и несколько субтильнее. Так что половине площади видно, как человек в зеленом со своим пажом в веревочки играет. Даже комбинации можно разглядеть, если зрение хорошее. А ведь пока что Франсуа Валуа-Ангулем — второй в линии наследования, сразу после брата, и ему, как видит весь Орлеан, как минимум разрешили показать всему Орлеану же, что он совершенно не годится не то что на трон, а постоять пару часов в сопровождении свиты на площади. Интересные игры тут происходят…
С одной стороны, такой брат — прекрасная защита для самого герцога. Даже те, кто предпочел бы видеть на троне короля-марионетку, не очень захотят иметь дело с Франсуа. Из него и путной марионетки не получится, покойный Людовик пробовал, пробовал — да и бросил. А с другой, у Клода нет детей. Опасная ситуация. Чреватая… непонятно чем чреватая, у нас такого просто не может быть, у нас никто не связывает существование государства с существованием династии. Да и нигде больше не связывают, кажется.
Именно династии. У нас ведь, по старому обычаю, годятся и приемные сыновья, и вообще те, кто покажется правителю наиболее достойными продолжателями начинаний. Имя важнее крови, с именем перенимаешь все — все победы и поражения, славу и позор рода, в который входишь. Здесь — навыворот, на троне должен сидеть только тот, в ком есть хоть капля крови основателя рода. Неважно, каков он из себя. Если других не найдется, если и Жанна Армориканская не родит Людовику детей, корона рано или поздно ляжет на голову Франсуа, и это уже даже не смешно, пожалуй — но так будет, потому что вся Аурелия верит в то, что существует, покуда ею правят короли династии Меровингов. Тут, пожалуй, сама вера скрепляет страну, как раствор скрепляет фундамент — но эта же вера ее и разрушит.
Так что сегодняшнее событие куда важнее, куда серьезнее, чем может показаться. Праздник весны посреди зимы — королева свободна, заведомо бесплодный союз разорван, надежда входит в пустой дом… да, очень многие не простят Его Светлости герцогу Беневентскому того, что он хотя бы мог играть этой надеждой.
А другие не простят того, как он ей распорядился. «Ну мог же…» — а далее каждая партия, каждая компания подставляет свое. Мог бы не отдавать грамоту вовсе, мог бы вынудить Людовика пойти на уступки, мог бы не заставлять никого ждать зимы, а сделать свое дело еще летом, мог бы…
Но это произошло бы, какую дорогу мы ни выбери. А потому — не слушаем и не слышим. Его Светлость прав. Опасно делать, но куда опасней — оправдываться.
Церемония, меж тем, идет своим чередом. Плавно, неспешно и пышно. Делла Ровере уже прочел содержание послания Его Святейшества, толмачи перевели с латыни на аурелианский, толедский, альбийский, датский… кажется, это еще не все почетные гости на церемонии, теперь представители всех держав и сословий будут выражать Маргарите свои поздравления и просить не забывать их в своих молитвах. А также приносить дары — разумеется, соответствующие ситуации. Молитвенники, четки и богоугодные труды теологов с цветными иллюстрациями. Это надолго. Тихо переговариваться между воплями герольдов еще можно, а вот перемещаться по площади нельзя. Приходится разговаривать с теми, кто оказался рядом.
— Господин делла Ровере просто лучится счастьем. — Молодой Бальони весьма польщен тем, что на него посмотрели, приглашая к разговору. Или делает вид, что польщен. За этим милейшим перуджийцем вообще нужен глаз да глаз. Это Джанджордано Орсини цветет от каждого знака внимания со стороны Его Величества. А Джанпаоло получил кое-что куда весомее кивков и улыбок — предложение. Но по нему этого не скажешь. Умеет думать, умеет драться, храбр, изворотлив — и вряд ли станет другом, слишком уж расходятся интересы домов. Но пока и вражды между нами нет, и не стоит ее выращивать. А заметил он вещь важную.
Кардинал и впрямь очень рад, что роль Гавриила выпала ему. И считает, что это — плод его заслуг на дипломатическом поприще. Очень хорошо. Просто великолепно. Кардинал безвылазно сидел в Орлеане с весны, осенью трагически лишился племянника, король, королева бывшая и королева будущая его утешали, как могли, Его Святейшество неоднократно подтверждал, что уповает на умение делла Ровере улаживать самые сложные дела — вот архангел Джулиано и решил, что нынешнюю роль в церемонии он высидел, и уступили ему ее из уважения.
— Кардинал очень хорошо смотрелся с грамотой, — отвечает Герарди.
Бальони усмехается, кивает. Очень понятливый молодой человек — и, если глядя на него, думать как Его Светлость герцог Беневентский, то в ближайшем времени из него получится очень приятный противник. Поскольку перуджиец в южной кампании оказался более чем неплох — и именно по его отряду пришелся первый удар, нанесенный одновременно с попыткой переправы. Джанпаоло верховья Камарго удержал и держал вплоть до подхода подкрепления.