Стальное зеркало
Шрифт:
Три отравителя, четыре отборных браво и одна вертлявая много обещавшая красотка ушли несолоно хлебавши. Кто их там знает, куда ушли — назад не вернулись, и то невелика потеря, кому нужны такие растяпы? Гость был весьма доволен оказанным приемом. Накорми его Тидрек кушаньем без пряностей, молодой герцог мог бы и обидеться…
Молодой человек принимал гостей, давал пиры и устраивал фейерверки. Четыре «ромских свечи» — даже название родилось тут же — распустились шагах в трех-четырех, если по воздуху считать, от окон королевской спальни. Стекла дребезжали противным мелким звоном, но уцелели. Конечно, это был не намек, это была попытка порадовать. Наемных убийц за свои почти семь десятков лет Тидрек перевидал достаточно, а вот ракеты — это нечто новое. И красивое. Синие и золотые, королевские цвета, между прочим.
В паре личных бесед — ну конечно, при большом скоплении придворных, во время прогулки вдоль фонтанов и по мозаичным площадям внутреннего двора, — молодой человек тоже проявил себя хорошо. Повествовал о марсельской кампании, об орлеанских красотах, о церемониях, на которые был приглашен королем Людовиком. Придворные восхваляли память герцога Беневентского — и вправду незаурядную, гость легко переходил с общего к частностям, от расположения столов до узоров на чьих-то пуговицах, и не сбивался, и не путался.
Молодой человек давал пиры и совершенно не собирался покидать Равенну — словно прибыл, дабы навеки поселиться… ну надоела ему Рома, с рождения в ней живет.
Она, в конце концов, и императорам в свое время надоела, не правда ли? И столицу перенесли именно сюда. Так отчего же не последовать на время их примеру. Пожить, посмотреть, как это — по-другому. Тем более, что город и правда прекрасен, настолько прекрасен, что легко понять тех варваров из легенд, которые переходили на сторону империи и гибли, воюя против своих, потому что им довелось увидеть Равенну.
А фейерверки пользовались такой популярностью у подданных, что запретить их запускать в пределах городских стен было просто невозможно — еще случится бунт. Окна звенели на рассвете и на закате, в полдень и в полночь.
Его Величество Тидрек довольно быстро понял, что выспится и избавится от головной боли, только когда молодой герцог решит все свои насущные вопросы — и заметьте, не герцог попросил у короля аудиенции, а король сам пригласил его для доверительной беседы.
Спать-то хочется, с тихим восхищением добавил — про себя, конечно, упаси Боже вслух, — король.
Конечно, куда более точным жестом было бы сманить у многообещающего молодого человека его мастеров летающего огня, но чтобы купить кого-то, нужно, чтобы этот кто-то в чем-нибудь нуждался. А что можно предложить тому же господину Делабарта?
Марсельский экс-полковник ничего не хотел, а король Тидрек не хотел портить такое прекрасное взаимопонимание ни арестом Уго де Монкады, чей характер известен от Неаполя до Карфагена и южнее, ни осадой Тулона. Зачем? Лет двадцать назад король бы не без удовольствия затеял маленькую и заранее обреченную на выигрыш войну — но сейчас, зимой, выбираться из теплого протопленного дворца в прибрежную сырость, тратить деньги, ссориться с Папой — ой, ну зачем вся эта суета?
Так что лучше обсудить сложившееся положение — может быть, взаимная выгода только увеличится. Щедрый молодой человек очень хорошо умеет считать деньги, это большое достоинство. Не только тратить, как многие другие южане.
Удивительно, но любитель пиротехники и пиров совершенно не походил на отца. Тидреку об этом докладывали, но описания расходились с суждениями, по ним скорее выходило наоборот — очень похож. Так же энергичен, обаятелен, искренне расположен к людям — и вовсю это использует; склонен к излишнему риску — и это использует тоже, любит жизнь, всякую, во всем — и сделал это главным своим оружием… все так. Только отец хочет всего, здесь и сразу. А сын — какую-то одну вещь где-то за горизонтом.
Кто его разберет, какую — не спрашивать же прямо. Вдруг ответит, и никакой загадки не останется…
Гораздо приятнее пригласить на беседу без свидетелей — вот, скажем, в зимний сад, в котором куда ни глянь, сплошь ручьи и фонтаны, все это журчит, шелестит, птицы поют… на стеклах вода собирается и порой каплет вниз, и гость делает вид, что не замечает очередной капли, нырнувшей за воротник — ну и король не замечает, великое ли дело, вода, не отравленная. Не отравленная, для разнообразия: Его Величество слизывает с тыльной стороны ладони очередную дерзкую каплю.
Торговаться, как оказалось, папский отпрыск тоже умел неплохо. Тидрека уже много лет так не радовали, а король знал, что про него говорят, что мусульманская и иудейская общины обожают короля за привычку торговаться долго, самозабвенно и до последней четвертушки монеты. Сплетники врали. Главы общин короля ненавидели. Именно за это. Еще говорили, что король перехитрит Сатану. Выдумывали. Сатана Тидреку еще ни разу не являлся.
И не так уж велик был предмет торга — всего-то права на управление Тулоном, десять лет, а город не назовешь особо прибыльным, хотя порт неплохой и на бойком месте, но и соперников у него хватает. Хотя теперь, после завоевания Марселя, ценность города начнет расти. Но потихоньку. Так что бенефициарию не во что вцепляться — но ведь и хотят от него немногого, прибыль много больше убытка, и дальше будет только расти. Но неужели Тидрек испортит себе удовольствие, придя к соглашению за какие-нибудь жалкие три часа?
— Ваше Величество, я ценю оказанную мне милость… в моем ли возрасте надеяться спорить со столь убийственным сочетанием логики, страсти и красноречия, заточенным на оселке опыта? Но я все же позволю себе заметить, что войска вам придется снаряжать и содержать так или иначе. Я имею в виду ту невозможную и практически непредставимую ситуацию, в которой вы вдруг решите захватить не принадлежащий вам город силой… Вам придется снаряжать войска, и не только для обороны Тулона — у Галлии не одна граница, а ваше западное побережье в настоящий момент не располагает подобающим флотом и восстановление этого флота — дело не одного года. Более того, Генуя будет очень нуждаться в монаршей поддержке — в противном случае, вполне возможно, что через поколение государство, располагающееся на ваших землях, будет называться уже не Галлией, а Венето.
Тоже мне, удивил, усмехается про себя король. Это не новость, хотя изложено гладко и веско. Молодого человека хорошо выучили говорить и убеждать, но его отец в каждое слово вкладывает душевную страсть, а этот просто перебирает полированные камушки. Впрочем, он на свой лад азартен — но без шума.
— Ах, герцог, да не прозвучит это оскорбительно, но вы еще действительно очень молоды, разумеется, в сравнении с тем немощным старцем, беспомощность которого вы пытаетесь использовать с таким редкостным коварством. Подумайте сами — в наших ли землях загадывать на столь далекий срок, когда здесь каждый год происходит что-нибудь непредвиденное. А если подобные бури участятся? Может быть, ценность портов упадет чрезвычайно, а гораздо важнее станут дороги. Так что, может быть, тот ваш замечательно стоящий город или песком занесет, или болотами окружит лет через пять, а вы представляете себе, сколько добра переводит один-единственный здешний солдат? Это вам не аурелианская армия, где вояки сухой коркой да молитвой живы, это же, простите старика, сущие дармоеды. Ему подавай и оружие, и доспех, и довольствие, и жалованье — и еще к этому всему бабу…