Стальное зеркало
Шрифт:
Но падать, видимо, здесь учат только хороших приказчиков и хороших зеленщиков.
Кит помогает приказчику подняться. И платье порвал, олух неловкий. И глаза такие, что кажется, он сейчас студента Мерлина за эту дыру сам на части разорвет, одежда-то недешевая… Тут приказчик смотрит на телегу и опять в лице меняется. Однако, понял, что легко отделался. Не совсем безнадежен, значит.
— Б-благодарю вас, — почти неслышно во всем этом гвалте говорит приказчик. — Оно так быстро…
— Орлеан. — улыбается Кит. — Скажите спасибо, что это здесь, а не в старом городе. Тут места много, а случись это в каком-нибудь проулке, нас бы размазало по стенам, и все.
Берет, однако, выпавшим камнем придавило, и выглядит он теперь так, будто в нем кошка котят родила. Ну, если мэтр Эсташ Готье хотел получить к себе в гости студента Мерлина в самом приличном его виде, ему не следовало таких раззяв нанимать, а теперь пусть не жалуется.
— Я в своей жизни, — сказал Кит приказчику, — входил в положение многих. Но на месте Елены Троянской оказался впервые. Пошли?
— Из вас, — придушенно смеется приказчик, — Елены-то не выйдет. Вам это… усы мешают, не даст вам Парис яблоко.
— Яблоко, — наставительно отвечает Кит, — Парис дал Афродите, богине любви и красоты. Усов у нее и вправду не было… хотя у нынешних гречанок это встречается. А у Афродиты только косоглазие. Далеко еще до вашей конторы?
— Нет, близко уже осталось… — расцарапанный орлеанец мелко дрожит плечами, все еще ощупывает лицо. Утешить его совершенно нечем: ссадин много, а то, что и до того красавчиком не был, едва ли утешение. И косоглазия, как у Афродиты, у него не появилось. — Вот сейчас еще немного и свернуть…
— Зато какая история будет, — находит слова утешения Кит. История и правда замечательная, сэр Николас по перегородкам бегать станет и вслух интересоваться, кто еще в ближайшее время намерен спятить в славном городе Орлеане.
«Вот этот лик, что тысячи судов гнал в дальний путь, что башни Илиона, безверхие, сжег некогда дотла!» Интересно, представляет ли себе мэтр Эсташ, что бы с ним произошло, если бы Кит замешкался?
Нужно отдать должное почтенному торговцу шелком. Он и на месте обнаружился — не поспешил удирать через крыши или черный ход, и принять гостя все же оказался готов. И даже без заминки. Кит оставил слугам на чистку мантию, сам поднялся на второй этаж. Добротное здание, не старше пяти лет, лестница под ногами не скрипит, ступеньки не качаются, на перила можно смело опираться и не ждать подвоха. Снизу склад с товаром, сверху лавка, обычное дело. Обставлено все небогато, не любят орлеанские негоцианты попусту тратиться, но добротно. Тяжелые двери, выскобленные досветла полы, на лесенке — полосатая дорожка, неплохая весьма. Внутренние стены выбелены — интересное дело, это хозяину так понравилось на полуострове? Побелено недавно, ни пятен, ни вытертых мест еще не видно. А холодно здесь зимой не будет, все щели зашпаклеваны, замазаны; ни единого сквознячка не чувствуется, и понятно, почему — рамы новые, двойные, на северный манер. Неплохо устроился мэтр Готье, солидно. Сразу видно: успешный в делах человек, новшествами, если они на пользу, не пренебрегает.
— Глубокоуважаемый мэтр Готье, — Кит опустился на указанный ему стул, такой же прочный и приятно сделанный, как и все в этом доме, — прежде чем мы начнем обсуждать условия найма, я хотел спросить вас — почему вы поскупились на еще одного человека? Почему не перекрыли мне и путь вперед? Это так легко было сделать.
Мэтр Готье смотрит на Кита, как на лягушку, оказавшуюся в горшке с жарким. Почтенные аурелианские негоцианты лягушками не питаются, это про них сказки сочиняют. Лягушек — и жаб, и ворон, и вообще все, что шевелится и состоит хоть на малую часть из мяса, — едят крестьяне, беднота. С голодухи кого угодно смолотишь. А на лице торговца ни малейшего аппетита не наблюдается. Увы, ему совершенно очевидно, что к нему явился не призрак студента Мерлина, а вполне живой студент, впрочем, наверняка ему известно, как на самом деле зовут гостя.
— Я лично вам ничего не перекрывал, — пожимает плечами хозяин. — Примите мои извинения за неловкость.
— Ради наших будущих добрых отношений, я готов счесть его отсутствие случайностью, — улыбается Кит. На самом деле, он не так уж и шутит. Плохая работа почти всегда опасна.
— Очень вам признателен.
— А теперь, мэтр Готье, я вас слушаю. Вы хотели меня видеть, я пришел. Вы хотели меня нанять — меня интересуют подробности.
К подобному развитию событий негоциант оказался совершенно не готов. Руку под столом держит — видимо, нож уже достал. Драться собирается, что ли? Зачем бы ему, когда можно слуг позвать, слуги у него крепкие, навидался внизу. Те еще амбалы. Драться он готов, а вот вести беседу с неожиданно явившимся вовсе не призраком — нет. На призрака у него, наверное, святая вода припасена. А на живого — только клинок, на всякий случай прикрепленный снизу к столешнице, да последние остатки выдержки. А подвешенный язык удачливого торговца на сей раз подводит, ничего не сочиняется в ответ.
Пока негоциант думает, Кит разглядывает его кабинет. Ничего лишнего: широкий стол, конторка для писаря, стеллажи, на которых в безупречном порядке расставлены книги, три удобных стула со спинками и поручнями. Были бы обиты тканью, могли бы назваться креслами, но тут только вышитые подушки на сиденья подложены. Хорошо супруга Готье вышивает, мелкий крест — дело сложное, кропотливое. За спиной хозяина — деревянное распятие, старая работа, и очень хорошая. И ухаживают за деревом на совесть: промаслено и отполировано… а набожный торговец молчит, как будто его самого из дерева вырезали.
— Мэтр Готье, вы же знаете, мы не в пустыне. Мы в городе. Нас видели и слышали, ваш маленький маневр пронаблюдали. И если я окажусь таким дураком, что не выйду из этого дома, ваши неприятности на том только начнутся. Рассказывайте.
— Юрист, знающий альбийское право, мне действительно нужен, — мэтр с усмешкой кладет руку поверх пухлой конторской книги. Не нож, четки, которые он перебирает очень быстро и совершенно бесшумно. — Но с вами я, конечно, иметь дела не хочу. Вы хотите отступных? Назовите сумму.
— Мэтр Готье, вы можете мне объяснить, с кем вы разговариваете? У вас нет никаких причин не нанимать некоего Мерлина, доктора права. А тому, второму человеку, зачем ему ваши деньги?
— Допустим, некто Мерлин, доктор права, мне попросту не понравился. Беседует неучтиво, угрожает. Зачем мне такой юрист? А тому, второму, даже и деньги мои не нужны… Такому человеку трудно доверять, учитывая, что он и вовсе не аурелианец, — лицо у хозяина точно из дерева вырезанное. Из бука или из граба. Такие чаще встречаются в Толедо, у местных дворян. Вот что делает с орлеанскими купцами созерцание неучтивых юристов…
— Ему невозможно доверять, — кивнул Кит. Это самоубийцей нужно быть, чтобы доверять. Из тех, что выбирают особо странные и неаппетитные способы. — Но что прикажете делать мэтру Эсташу Готье, мэтру Франсуа Лешелю, престарелому мэтру Жану по прозвищу Гро из Лютеции, не менее престарелому мэтру Антуану Мишо — и всем прочим, чьи работники занимались этот месяц таким странным делом?
— Все эти почтенные негоцианты возместят вам убыток, — щурится Готье. Глаза прозрачные, взгляд этот гостю знаком: такой бывает, когда долгий страх выгорает в пустоту, в безразличие ко всему, которое очень легко спутать с храбростью и бравадой. Кажется, он не собирался драться. Кажется, он надеялся, что я его убью. — Сколько вы хотите?