Стальной пляж
Шрифт:
Она потянулась куда-то за холодильник, достала какую-то банку и плеснула из нее в огонь. Пламя тут же взвилось яркой вспышкой, и Калли с улыбкой оглянулась на меня:
— Топленый бронтозавровый жир. Замечательная штука для барбекю — в момент разжигает огонь. Я уже восемь лет пользуюсь им, когда развожу костер для переговоров. Однажды, когда Дэвид меня достаточно раззадорит, я скажу ему об этом. Уверена, он будет продолжать любить меня несмотря на это. Ты не подбросишь в костер дровишек? Их там целая куча как раз сзади тебя.
Я выполнил просьбу, и мы уселись рядышком, созерцая, как они
— Ты кое о чем умалчиваешь, — наконец, произнесла Калли. — Если не хочешь об этом рассказывать, твое право. Но это ты хотел поговорить.
— Знаю, знаю… Просто мне очень тяжело. Столько всего произошло, и я узнал столько нового…
— Я не подозревала об этом методе обманной памяти, — призналась Калли. — И не думала, что ГК может применить его без твоего разрешения.
Но в ее голосе не было тревоги. Как, пожалуй, большинство жителей Луны, она смотрела на ГК как на полезного и очень умного раба. Она могла бы согласиться, как и все остальные, считать его существом, призванным помогать ей всеми возможными способами. Но именно тут ее взгляды расходились с мнением тех ее сограждан, которые признавали ГК еще и самой ненавязчивой и доброжелательной из когда-либо созданных форм правительства.
ГК ни словом не обмолвился о том, что имеет весьма ограниченный доступ за ворота фермы, украшенные двойной буквой К. И так было вовсе не случайно. Калли сознательно настроила всю свою электронику так, чтобы в случае необходимости она могла работать совершенно независимо от ГК. Вся связь с фермой сводилась к одному-единственному кабелю, который вел к Марку III Хасбендеру — он-то на самом деле и заправлял на ней всеми делами. Этот канал связи был оснащен еще и целой серией технических приспособлений, изготовленных друзьями Калли, такими же параноиками, как она сама, и предназначенными для отфильтровки губительных вирусов, бомб замедленного действия, троянов — в общем, всех форм компьютерного колдовства, о которых я не знаю ничего, кроме их названий.
Все это было ужасно неэффективно. Я подозреваю, что еще и бесполезно: ведь ГК был здесь и говорил со мной, не правда ли? Потому что именно защита от ГК была реальной причиной существования всех этих барьеров, этого электронного подъемного моста, который Калли теоретически могла опускать и поднимать по собственной воле, этого фотолитографического рва, который она надеялась населить кибернетическими крокодилами, и тех потоков расплавленной смолы, которые думала пролить на любую программу, могущую посягнуть на ее безопасность. Р-раз! и Марк III Хасбендер окажется отрезан от мест крепления к гигантской сети передачи данных, известной как Главный Компьютер.
Глупо, не так ли? Признаться, я так и думал всегда — до того самого момента, как ГК подчинил себе мой собственный разум. Калли всегда считала, что этого следует опасаться, и была хоть и в меньшинстве, но не одинока. С ней соглашались Уолтер и еще несколько хронических оппозиционеров вроде хайнлайновцев.
Я уже собрался было продолжить повесть о моих злоключениях, но Калли приложила палец к губам:
— Придется отложить на потом! Правитель Хордовых возвращается.
Калли немедленно расчихалась. Выражение лица Дэвида, и без того добродушное, подобрело настолько, что сделалось почти смешным. Без всякого сомнения, ему доставляла удовольствие ее реакция. Он уселся и подождал, пока Калли отыщет в недрах сумочки спрей для носа. Когда она впрыснула себе лекарство и высморкалась, он любезно улыбнулся:
— Боюсь, ваше предложение убить девяносто восемь… — тут Калли вскинулась было возразить, но он поднял руку и продолжил: — Очень хорошо. Убийство девяносто восьми живых существ попросту неприемлемо. После дальнейших консультаций и выслушивания жалоб, которые потрясли меня — а вы прекрасно знаете, что я в своем деле не новичок…
— Девяность семь, — перебила Калли.
— Шестьдесят, — возразил Дэвид.
На мгновение Калли усомнилась, верно ли она расслышала. Последнее слово повисло в воздухе между ними, огнеопасное, словно сам костер.
— С шестидесяти вы начали, — тихо произнесла Калли.
— И я только что вернулся к этой цифре.
— Что здесь происходит? Так не делается, и вы это знаете. Мы с вами, мягко говоря, непримиримые враги, но мне всегда удавалось вести с вами дела. Существуют известные допустимые приемы, определенные соглашения, которые, если и не имеют силы закона, то уж наверняка прочно вошли в традицию. Все признают их. Это называется "добросовестность", и я не думаю, что вы здесь и сейчас следуете ей.
— Привычных дел у нас с вами больше не будет, — нараспев произнес Дэвид. — Вы спрашиваете, что происходит? Я вам отвечу. Последние десять лет моя партия неуклонно набирала силу. И завтра я выступлю с важной речью, в которой объявлю о введении новых квот, цель которых — в течение ближайших двадцати лет постепенно свести на нет потребление в пищу плоти животных. В наш век просто безумие продолжать эту примитивную и нездоровую практику, унизительную для всех нас. Убийство и поедание братьев наших меньших — не что иное, как каннибализм. Мы не можем больше допускать этого, если хотим называть себя цивилизованными людьми.
Я был поражен. Он не запнулся ни на едином слове, что наверняка означало, что он предварительно написал и заучил наизусть свою речь. Мы стали свидетелями генеральной репетиции завтрашнего грандиозного зрелища.
— Заткнитесь, — процедила Калли.
— Бесчисленные научные исследования доказали, что мясоедение…
— Заткнитесь, — повторила Калли, не повышая голоса, но вложив в это слово нечто более сильнодействующее, чем крик. — Вы находитесь на моей земле, и вы заткнетесь, иначе я лично пригоню вас пинками в вашу старую потертую задницу до самого воздушного шлюза и спущу в него.
— Вы не имеете права…
Калли плеснула ему в лицо пивом. Она просто взмахнула рукой через костер и выбросила пустую банку через плечо в темноту. На миг лицо Дэвида застыло в величайшем потрясении, какое я когда-либо видел на лицах людей — у меня аж мурашки по коже побежали. Но он тут же расслабился и принял свою обычную позу мудрого старца, ошеломленного сварами несовершенного мира, но тем не менее взирающего на этот мир с высоты своей богоподобной любви.
Из зарослей его бороды выглянула мышь, посмотреть, из-за чего сыр-бор разгорелся. Она попробовала капельку пива, вкус ей понравился, и