Стальные останки
Шрифт:
Ловкий трюк, полный кириатского изящества и позволяющий резко изменить расстановку сил, застигнув врасплох нападающих, что и случалось чаще, чем он мог вспомнить, не напрягаясь. Все это было частью мистического ореола Друга Воронов, на который он купился, принимая у Грашгала подарок. Более того, так клинок оказывался в позиции для верхней защиты, и любой мог понять, что это за оружие, поблескивающее синевой. Дальше атакующему оставалось принять решение, действительно ли ему охота связываться с владельцем кириатского меча. За последние десять лет больше дюжины нападений закончились ничем, стоило высвободить синеватое лезвие. Рингил уставился вдоль тропы в ту сторону,
Ничего.
Он бросил короткие взгляды на листву по обе стороны дороги, измерил углы и доступное пространство, а потом принял более привычную защитную стойку с мечом вперед. Друг Воронов рассек воздух, описывая геометрию изменения, издав тихий свист.
– Да-да! – крикнул Рингил. – Кириатская сталь. Душу твою заберет.
В ответ среди деревьев будто послышался мелодичный тихий смех. Накатило новое ощущение, словно задней стороны шеи коснулся холодный воротник. Будто все вокруг внезапно лишилось земного контекста, как если бы он исчез, выпал из привычной среды. Расстояние объявило о себе, холодное, точно пустота меж звезд, и раздвинуло окружающее пространство. Деревья стояли с видом очевидцев. Речной туман полз и извивался как живой.
Рингила затопило волной раздраженной ярости, озноб прошел.
– Я страдать херней не собираюсь. Хочешь меня грабануть – давай приступим. Солнце восходит, и дряни вроде тебя пора в постельку или могилу.
Справа от него что-то взвизгнуло и ломанулось через кусты. Повернувшись на звук, он успел заметить чьи-то конечности и по-обезьяньи припадающую к земле фигуру, которая удирала прочь, двигаясь боком. За нею шевельнулось еще что-то – похожая фигура. Кажется, мелькнул короткий клинок, но Рингил сомневался: перед рассветом все выглядело каким-то свинцовым.
Опять раздался смех.
На этот раз он будто слетел на Рингила и ласково пронесся мимо уха. Он это почувствовал и вздрогнул от почти ощутимого прикосновения, полуобернулся, высматривая противника…
И все исчезло, целиком, будто солнце выглянуло из-за туч. Он молча ждал, что оно вернется, выставив перед собой неподвижный клинок. Но кем бы ни был его противник, похоже, он утратил интерес к Рингилу. Две неуклюжие, похожие на людей фигуры не вернулись. В конце концов Рингил, чье напряжение и так слабело, сдался и вышел из защитной стойки, аккуратно перехватил ножны на спине и вложил в них Друга Воронов, который не пришлось пустить в дело. В последний раз оглядевшись по сторонам, он продолжил путь, теперь ступая легче: он словно очистился и теперь внутри все слабо гудело от неиспользованного боевого возбуждения. Воспоминание о смехе он утопил в глубинах памяти – там, где его не пришлось бы снова подвергать пристальному изучению.
«Это все гребаный кринзанц».
Когда Рингил добрался до особняка Эскиатов, все вокруг окрасилось в серые тона, а небо над рекой прояснилось. От света щипало глаза. Он заглянул через массивные железные прутья главных ворот, странным образом ощущая себя жалким призраком, который цепляется за сцены земного существования, куда ему нет возврата. Ворота были опутаны цепями и оканчивались длинными пиками, которые – он проверял в молодости, – было не так просто одолеть. В такую рань ничто не шевелилось; не считая слуг, все спали глубоким сном. На мгновение его рука коснулась толстой веревки звонка, но потом упала, и он отступил. Тишина казалась слишком плотной, чтобы нарушать ее колокольным звоном.
Рингил неуверенно усмехнулся над внезапной чувствительностью и пустился украдкой вдоль забора, высматривая дыру, проделанную в юности. Нашел, протиснулся – с большим трудом! – и, выбравшись из несговорчивых кустов, направился к широким лугам позади дома, не тревожась из-за хруста гравия под ногами.
На шум во внутренний двор, расположенный на возвышенности, вышел стражник с пикой в одной руке и ненужным фонарем в другой, замер у широкой лестницы. За то время, что понадобилось бы бедолаге, чтобы бросить фонарь и взять пику наизготовку, Рингил мог его убить; это знание рассеянным потоком явилось откуда-то изнутри; он ощутил его в собственных костях и выражении лица. Приветственно взмахнул рукой и получил в ответ пристальный взгляд прищуренных глаз. Потом стражник узнал Гила, без единого слова повернулся и исчез в доме.
Дверь в кухню была, как обычно, открыта. Он увидел красноватый, мерцающий свет, который изливался в утренние сумерки, будто из нижнего угла суровой серой громадины особняка вытекали жизненные соки. Рингил обошел внутренний двор, рассеянно ведя пальцами по истертой, испятнанной мхом каменной кладке, и, одолев три ступеньки, спустился в кухню. Почувствовал, как открываются поры на лице, впитывая тепло от очагов, расположенных вдоль боковой стены. Улыбнулся этому ощущению и вдохнул его, чувствуя, что вернулся домой. В каком-то смысле, так оно и было. «В любом случае, более теплого приема ты здесь не дождешься». Он огляделся, ища место, где присесть. Впрочем, где угодно: длинные, исцарапанные деревянные столы еще пустовали, и никто пока не пришел, чтобы заняться приготовлением еды для грядущего дня. Единственная девочка-служанка возилась у одного из больших котлов с водой; она бросила на него быстрый взгляд, отвлекшись от трудов, и будто улыбнулась, а потом почти с той же быстротой отвернулась. Шума от нее было мало, как от призрака.
Но у двери в дальнем конце кухни ждал кое-кто еще.
– Ну надо же, какой сюрприз.
Он вздохнул.
– Доброе утро, мама.
День и впрямь начинался так, словно он вернулся в свою юность. Ишиль стояла на высоком пороге в дальнем конце кухни, на расстоянии двух ступенек от плит пола, словно на подиуме. На лице – полный макияж, тело – в платье, которое дома она обычно не носила. Не считая этого, госпожа Эскиат выглядела безупречной копией матери, с которой ему приходилось сталкиваться много лет назад, приползая домой «после вчерашнего».
Он вытащил табурет из-под стола и сел.
– Только с вечеринки?
Ишиль с царственным видом спустилась в кухню. Ее юбки шуршали по полу.
– Вообще-то этот вопрос должна задавать я. Ведь ты где-то шлялся всю ночь.
Рингил взмахнул рукой.
– Только не говори, что в таком виде сидела дома.
– У твоего отца были гости из Канцелярии. Говорили о вопросах государственной важности. Они еще не ушли.
– Что ж, приятно знать, что я не один работаю допоздна.
– Это теперь так называется? – Теперь она стояла по другую сторону стола от него. – «Работать»?
– В каком-то смысле, да.
Ишиль одарила его ледяной улыбкой.
– А я думала, ты просто совокуплялся с бывшими знакомыми.
– Есть разные способы добывать сведения, мама. Если тебе нужен более традиционный подход, надо было держаться отца с его головорезами.
– Скажи мне, – любезно проговорила она, – что позволили узнать твои оригинальные методы о местонахождении Шерин?
– Немногое. Двери в Соленый Лабиринт сомкнуты плотнее, чем сфинктер у священника. Мне понадобится время, чтобы разобраться. – Он ухмыльнулся. – Так сказать, смазать проход.