Стальные сны. Серебряный клин
Шрифт:
Ага. Добрался-таки. Правило номер один.
И так далее. Пока он разливался соловьем, у меня дико замерзла задница.
Наконец парень выдохся и объявил, что пора начинать учебные бои. То есть разучивать основные движения. Сперва Ночные Пластуны вызвали семь человек для парных схваток с нашими обычными инструкторами. Я мог гордиться собой. К моим советам прислушивались. Добровольно не вызвался никто.
Тогда они сами вытащили из шеренги семерых, поставили против инструкторов и начали разучивать движения.
Сержант-Пластун присматривал за четырьмя парами, а его
Как я и ожидал, едва им велели ускорить движения, подлец Чайник выбрал момент и «случайно» зацепил своего спарринг-партнера. Вот дерьмо.
А тут еще этот огнеопасный Кен всерьез собрался схватится с Чайником. Чтобы заработать себе дырку в башке.
— Приглядите за ним, — попросил я ребят. — Пусть поостынет. И не подпускайте его к Чайнику.
С этими словами я забрал алебарду у того парня, которого только что разукрасил Чайник. Из носа у пацана текла кровь.
Чайник выглядел неуклюжим, неповоротливым. И я прикинул, что тоже смогу нанести ему счастливый «случайный» удар, притормозить подлеца, чтобы он поубавил прыти, когда ему придется иметь дело с остальными. Конечно, я слегка заржавел за последнее время, но со стандартной пехотной алебардой уж как-нибудь управлюсь. Она всегда была моим любимым оружием.
Тело сыграло со мной предательскую шутку. Я машинально встал в привычную стойку. Чайник выглядел озадаченным. Может, он и подлецом-то стал потому, что был туп как пробка. Его озадачивал всякий пустяк.
К нам подошел Ночной Пластун. Он долго заставлял меня двигать руками, ногами и даже задницей, пока я не оказался в очень неудобной позе, которую он считал единственно правильной стойкой. Наконец он удовлетворился и велел начинать. Когда с нас потребовали ускорения, продолжать притворяться полным лопухом стало совсем трудно. Мускулы и кости жили отдельной жизнью и все время пытались заставить меня двигаться правильно.
Чайник вознамерился разбить мне нос. Когда он сделал выпад, я неловко уклонился и как бы случайно изо всех сил врезал ему древком алебарды по голени. Он аж тявкнул от боли. В шеренге один парень восторженно взвыл, а другой расхохотался.
Это и погубило Чайника. Он озверел и бросился на меня.
Я отступил, спотыкаясь, размахивая алебардой с видом напуганного пацана, который пытается отбиваться как попало. Если бы игра шла всерьез, я мог бы прикончить эту гниду раз десять. Наконец он открылся так, что и слепой бы не промазал. Тогда я нанес удар, разорвавший ему ухо, а потом бросил алебарду и сделал подножку, после которой Чайник пропахал несколько ярдов мордой по грязи. Я тут же отскочил в сторону с такой физиономией, будто был страшно напуган и не понимал, что произошло.
— Хватит! — рявкнул наш сержант. — Грин! Подними алебарду, отдай ее мне и становись в строй! А ты, Чайник, ступай почистись. Да заодно залепи себе чем-нибудь ухо!
Я отдал ему алебарду и заковылял к своей шеренге. Парни изо всех сил старались не скалиться.
— Грин! — вдруг раздался другой голос. — А ну, подойди-ка сюда!
Это был сержант Ночных Пластунов. Черт бы его драл.
Я заковылял обратно, преданно глядя на него. Он жестко взглянул мне в глаза, потом брезгливо тронул пальцем шрам на моей щеке. Сделав шаг назад, он взял у одного из серых алебарду, снял с нее деревянный чехол, отшвырнул его в сторону.
— Дайте этой собаке алебарду! — приказал он.
Наступила гробовая тишина. Никто ни хрена не понимал. Кроме нашего сержанта. Думаю, тот сразу допер. Мост Королевы, что же еще? Никакого смысла в происходящем он не видел. Тем более здесь и сейчас. Что было, то быльем поросло. Поэтому наш сержант попытался спорить. Но Ночного Пластуна уже понесло.
— Дайте ему алебарду! — еще раз проревел он.
Тогда я перестал валять дурака и одарил его самой лучшей улыбкой в стиле Ворона, какую только смог изобразить. Стараясь унять нервную дрожь, я тоже снял деревянный чехол с алебарды, которую мне кто-то всунул в руки. Но швырять чехол в сторону не стал. Дудки! Этот сукин сын жаждал моей крови. Тут уж было не до шуток.
Он сделал несколько забавных телодвижений. Разминал мышцы, сволочь.
У меня пересохло по рту.
Когда он двинулся ко мне, я неожиданно принял низкую левостороннюю стойку. Такие штуки обычно доставляют противнику сильное неудобство на пару минут. Чехол я сжимал в правой руке.
Он сделал резкий выпад, целясь в глаз. Я легко отбил его алебарду, чуть приподняв свою левой рукой, и тут же нанес удар правой, изо всех сил врезав ему деревянным чехлом по пальцам. Боль, наверно, была адская. Пока он не опомнился, я все так же, одной левой, сделал выпад и повел алебардой из стороны в сторону. Ее лезвие описало смертоносный сверкающий полукруг у его горла. Чтобы избежать удара, он неловко откинулся назад. Тогда я перехватил алебарду правой рукой, перевернул ее, ринулся вперед и нанес Пластуну сильный удар тупым концом алебарды прямо под ребра, едва не вышибив из него дух.
Дальше все было просто. Еще пара небрежных движений, и он уже валялся на спине, в грязи, обезоруженный, не в силах пошевелиться, поскольку острие моей алебарды касалось его горла. Вся наша возня не заняла и десяти секунд.
— Ты ошибся, парень, — сказал я, жестко глядя ему в глаза. — Меня там не было. Но даже если бы ты оказался прав, тебе следовало бы помнить, что, когда дело доходит до драки один на один, Ночные Пластуны кое-кому уступают.
Я отвел лезвие от его горла, отошел в сторону, надел на алебарду чехол, отдал ее нашему сержанту и пошел к своему месту в шеренге. По дороге я молился, чтобы пронесло. Никто не смотрел мне в глаза. Парни были перепуганы насмерть.
Ночному Пластуну потребовалось время, чтобы встать. Морда у него была мертвенно-бледная, словно он действительно потерял столько крови, сколько я мог из него выпустить. Он отмахнулся от предложенной помощи, подобрал свою алебарду и принялся сосредоточенно чистить ее.
Сорок семь парней молча ждали, что будет дальше.
Наконец он зачехлил алебарду, окинул нас взглядом и сказал:
— Век живи, век учись. Если есть котелок на плечах. Следующие шестеро!
Все облегченно вздохнули. Включая меня. Не зря я молился. Гроза так и не разразилась. Пока.