Стальные Волки. Три Звезды
Шрифт:
На трехмерной модели солнечной системы появилась окружность, лежащая в плоскости эклиптики, с радиусом, равным радиусу беспрыжковой сферы. Затем я построил еще две окружности, в плоскостях, перпендикулярных друг другу, – это будут базовые плоскости. Теперь пять раз продублировать каждую окружность с поворотом на тридцать градусов относительно оси, проходящей через Солнце, и получаем сферическую сетку. На каждой такой окружности я провел радиусы с тем же тридцатиградусным шагом и получил двенадцать точек. И с учетом всех окружностей получил сто восемьдесят мест размещения врат. Цифра запредельна, если учитывать, что в наличии нет ни одного
Теперь о самих мобильных силах. Понятно, что размещайся флот где-нибудь внутри беспрыжковой сферы, от него не будет никакого толка. Пока корабли покинут сферу и доберутся до ближайших врат, пройдет очень много времени – и такая переброска станет бессмысленной. Поэтому база мобильных сил должна находиться за пределами беспрыжковой зоны. И лучшим местом для такой базы могут служить крупные небесные тела пояса Койпера, например Хамуеа, Макемаке, Эрида или Плутон. Конечно, если закатать губу, то можно построить опорные базы на всех четырех, но сейчас справиться хотя бы с одной, поэтому мой выбор пал на Плутон. Самый крупный из известных транснептуновых объектов. Конечно, его орбита такова, что он периодически заходит в беспрыжковую зону, но сейчас Плутон находится на расстоянии в сорок пять астрономических единиц, и дальше это расстояние будет только увеличиваться. Он снова окажется к солнцу ближе, чем на сорок астрономических единиц, через сто пятьдесят лет – на наш век хватит. Плутон и его спутник Харон, благодаря своей массе, создают собственную беспрыжковую сферу, радиусом около тысячи километров. Значит, сама база флота будет внутри этой сферы, чтобы враг не мог выйти из гипера вплотную, а прототип врат будем строить за ее пределами.
– Сэр, через минуту сядем, – вырвал меня из виртуала пилот.
Я кивнул и продолжил размышлять: пока строительство базы и врат нужно держать в секрете от совета. А своей команде покажу, чего я тут надумал, уверен, они найдут кучу подводных камней.
Когда почувствовал толчок, говоривший о том, что опоры челнока коснулись посадочной площадки, я выделил Плутон и создал выноску, в которой написал: «Сектор П». После чего стал отстегивать ремни безопасности и собираться на выход. Зарубин обещал показать мне именно то, что приблизит реализацию гиперпространственных врат.
Виктор Степанович нервничал и ходил из стороны в сторону, периодически поглядывая на экраны в операторской. Помещение, в котором я сейчас находился, было десять на двадцать метров, в типичном аскетичном лунном стиле. На одной из стен светились три проекционных экрана, куда выводилась информация о ходе эксперимента. Также здесь установлены четыре операторских консоли, за которыми сейчас сидят подчиненные Зарубина. На противоположной стороне от экранов располагались кресла и столы, – в общем, такой себе центр управления. Человек десять сидели в креслах и о чем-то тихо переговаривались. Я стоял на площадке, позади кресел, и здесь же передо мной бегал Зарубин.
– Виктор Степанович, присядьте, – предложил я своему инженеру. – Не маячьте перед глазами.
Тот остановился и недоуменно посмотрел на меня, затем прошел к ближайшему креслу и сел. Правда, надолго его не хватило, и уже через минуту он вскочил и снова начал расхаживать. Я хмыкнул, видя такое переживание за свое дело. С этим нужно что-то делать.
– Виктор Степанович, – обратился к нему, чтобы отвлечь, – я знаю, что вы проводите эксперимент по налаживанию гиперпространственной связи, но пока мы ждем, расскажите суть.
Похоже, я принял правильное решение, так как Зарубин перестал дергаться. Подойдя ко мне, он встал с правой стороны и указал на левый экран, где было изображение сферической камеры.
– Слева экран показывает рабочую камеру приемопередающего устройства, которое находится здесь, на Луне. Теория говорит, что нельзя открыть стабильную воронку вблизи больших масс, и это так. Но создать прокол в гиперпространство можно, правда, он просуществует какие-то пикосекунды, и чем больше этот прокол, тем больше энергии для этого понадобится. Такая же зависимость энергии от квадрата среднего радиуса воронки, но в беспрыжковой зоне появляется коэффициент, и чем ближе к объекту массы, тем больше этот коэффициент увеличивается, причем в геометрической прогрессии.
– Виктор Степанович, – перебил я его, чтобы он не залазил в дебри, и, повернув к нему голову, с улыбкой продолжил: – Теорию я знаю, вы суть эксперимента расскажите.
– Да, вы правы. – Смутился тот. – Ну, в общем, тут вывод напрашивается сам: нужно открывать воронку как можно меньшего размера, в нашем случае это размер порядка десять в минус пятнадцатой степени метра, и на такой размер энергии хватает. Как показали первые эксперименты, такие воронки не годятся для прохода вещества, но вот сигнал проникает без каких-либо проблем. Время существования воронки тоже не проблема, мы просто будем открывать их с нужной нам частотой.
– Я так понимаю, справа камера второго приемопередатчика? – указал я на правый экран.
– Да, все верно. Второй прибор находится на орбите Марса, для чистоты эксперимента. Сейчас мы видим изображение камеры с задержкой около десяти минут. Также обе камеры изолированы от попадания или выхода каких-либо радиосигналов.
– Так чего мы сейчас ждем?
Инженер смутился и, разведя руки, ответил:
– Понимаете, Михаил Валериевич, здесь, на Луне, у нас есть свободные энергетические мощности, а вот каждый построенный реактор космического базирования на особом счету, и свободных нет. Они идут сразу либо на буксиры, либо на военные корабли.
Я кивнул.
– Поэтому я установил на космический аппарат обычные солнечные преобразователи, и сейчас мы ждем полной зарядки конденсаторов. На минут пятнадцать работы их хватит.
В этот момент один из операторов произнес:
– Минутная готовность.
– Смотрите на левый экран, – продолжил Зарубин. – Первым начнет создавать гиперпространственные воронки приемопередатчик, находящийся на Луне, и, если эксперимент удастся, через несколько секунд мы увидим то же самое на правом экране без задержек.
Я уставился на экран, не отводя взгляда.
Спустя минуту оператор начал обратный отчет:
– Пять, четыре, три, два, один, запуск.
В центре изображения появилась маленькая искорка, которая начала пульсировать. Частота пульсации увеличивалась, пока глаз не перестал этого замечать и светимость искорки стала ровной.
– Начать передачу! – крикнул Зарубин.
– Виктор Степанович, – с иронией произнес я, – зачем же кричать, у вас гарнитура есть для этого?
Тот повернулся с виноватым видом и пожал плечами, а я перевел взгляд на правый экран, где ничего не происходило, но затем резко появилась такая же искорка. В помещении наступила тишина, пока оператор не произнес: