Станция «Звездная»
Шрифт:
– Я имею в виду, что он говорит про тебя. Открою секрет, он у меня ругает только тех, кто ему нравится.
– Интересный подход.
Не отводя глаз от дороги, Соня улыбнулась:
– Хвалит он тех, в ком не видит перспективы. Что с них взять, люди конченые, похвалой уже не испортить, а кто может стать великим человеком, тех надо постоянно ругать, чтобы росли над собой.
– Ладно, я понял. Буду воспринимать, как комплимент.
– Вот и правильно.
Ян нахмурился, припоминая студенческие годы. Бахтияров не вел занятий и не принимал экзамены у его группы, но, кажется, был одним из тех преподавателей, которые с пафосом декламируют
– Суровый он у тебя.
– Что есть, то есть, – фыркнула Соня, – папа твердо усвоил основополагающий принцип советской педагогики, воспитание через унижение.
Ян пожал плечами. Он неплохо был знаком с этой методикой, четкой, эффективной и, главное, не требующей особых затрат от учителя. Достаточно сказать, что ученик дурак, и тот из кожи вон вылезет, доказывая обратное. Столкнуть в яму, и пока человек из нее вылезает, как раз и научится. Технология распространенная, но самому Яну, которому теперь доверяли обучать молодых курсантов самым азам хирургического мастерства, больше нравился другой метод. Сразу дать понять ученику, что он молодец и всего добьется, если будет заниматься. Даже Васю Лазарева, природная тупость которого действовала на мозг Яна, как лом, воткнутый в часовой механизм, он ни разу не обозвал придурком, а просто дышал поглубже и подбирал слова попроще.
– Короче, ты его не бойся, – улыбнулась Соня, и Ян наконец сообразил, к чему она ведет.
– Хорошо, не буду, – сказал он, легонько проводя ладонью по ее коленке.
– Вот и приехали, – Соня заглушила мотор и повернулась к нему, – пора выходить, если ты не хочешь, чтобы я подвезла тебя до дома.
– Только если потом ты снова позволишь мне себя проводить, – Ян потянулся к ней и провел рукой чуть выше по бедру.
Они поцеловались. Губы Сони были чуть-чуть обветренные, а щека упругая и холодная, так что хотелось на нее подышать.
– Фи, как пошло, в машине, – сказала Соня, отстраняясь.
– Извини.
– Нет, мне приятно. Просто папа может выглянуть в окно.
– Он не увидит, – Ян снова потянулся к ней.
– Он-то? Увидит! – Соня засмеялась.
Они все-таки поцеловались еще раз. Все мешало – одежда, ремень безопасности, который Ян почему-то не отстегнул, ручка переключения скоростей, и от этого было только лучше.
– Ну все, все, – сказала Соня.
Ян вышел из машины первым, обогнул капот и открыл дверь перед своей дамой. Соня вышла, опираясь на его руку, элегантная, как кинозвезда. Она забыла про розы, а Яну показалось неудобным напомнить, он промолчал и только возле парадной снова попытался обнять ее.
– Ну, Ян, это уже вообще полный колхоз, в парадняке целоваться, – Соня отстранилась и погрозила ему пальцем.
Ян изобразил галантный поклон и побежал к метро.
Пока спускался по эскалатору, был под впечатлением свидания, но стоило сесть в пустой по позднему времени вагон, как в голову полезли противные и пошлые, как поцелуи у парадной, мысли.
Вспомнилось, что Соня первая его пригласила и в максимально деликатной форме дала понять, что папа не против. А с чего бы вдруг он не против? Яну не прислали грамоту из дворянского собрания, подтверждающую его право на титул, начальник академии тоже вроде бы не звонил, не хлопотал за перспективного аспиранта, и великого открытия, достойного Нобелевской
Ян тряхнул головой, злясь на себя. Так хорошо провел время с девушкой, а лезет в голову всякая пакость!
Ян скучал по Николаю Ивановичу, а точнее по теплоте и уюту, которые тот умел вокруг себя создать, но, ничего не попишешь, отец Зейды вернулся домой, и в квартире снова воцарился молодецкий дух казармы.
Холодильник встретил освежающей пустотой, зато в ванной Димка Лившиц стирал форму, яростно жамкая в тазике зеленые ситцевые штаны и распространяя острый запах формалина.
«Ну хоть аппетит отобьет, и на том спасибо», – вздохнул Ян и пошел к себе.
Он думал, что Вася еще болтается где-то под окнами своей возлюбленной, но нашел его в кроватке, смирно лежащим под недреманным оком Брюса Ли с затрепанным толстым журналом в руках.
Ян моргнул, но нет, глаза его не обманывали. Вася читал, и читал художественную литературу.
– «Мастер и Маргарита»? – спросил Ян, присмотревшись к журнальной обложке.
Вася гордо кивнул и заметил, что это гениальное произведение, ознакомиться с которым обязан каждый мыслящий человек.
Ян молча лег поверх одеяла. Странная все-таки штука любовь… По собственному признанию Василия, он, прочтя в четвертом классе роман Вальтера Скотта «Айвенго», полностью удовлетворил свои культурные потребности и больше никогда не возвращался к этому вопросу. Димка, страстный книголюб, пытался приохотить его хотя бы к Конан Дойлу, но Вася не поддавался, а теперь пожалуйста…
Перелистнув страницу, Вася тяжело вздохнул.
– Нравится? – спросил Ян.
– Как по мне, так муть голубая.
– Ну так и брось.
– А Динке что скажу?
– Что это гениальное произведение и далее по тексту. Глаза закатишь и порядок.
– Врать нехорошо.
Ян улыбнулся:
– Смотри сам.
Вася приподнялся на локте и хищно посмотрел на Яна:
– А ты помнишь, в чем там суть?
– Помню, но там не в сути дело, главное – трактовка.
– В смысле?
– Скрытый смысл романа, идеи, то-се…
– Засада, – Вася поморщился, – ладно, попробую, как ты советуешь.
– Добавь еще, что «Мастер и Маргарита» – это библия интеллигентного человека, а лучше найди себе нормальную девчонку.
Вася нахмурился, захлопнул журнал и положил на узкий подоконник.
– Серьезно, Вась, а то так всю жизнь и будешь доказывать, что ты не верблюд.
– Значит, буду. Судьба такая.
– Прямо-таки.
Мечтательно глядя в потолок, Вася улыбнулся:
– А вот представь себе, судьба. Ты просто не знаешь…
– Куда мне, – буркнул Ян, поднимаясь.
В ванной все еще плескался Дима, но голод заглушал патолого-анатомическую вонь от его одежд. Пошарив в кухне, Ян нашел засохшую горбушку батона и почти пустую банку с медом от Николая Ивановича, решил, что для ужина сойдет, и поставил чайник. Заодно замочил на утро геркулес, отметив, что в шкафчике почти ничего не осталось – ни макарон, ни гречки, ни даже риса, который обычно расходовался плохо, потому что все трое терпеть его не могли и варить толком не умели. А до стипендии еще десять дней ждать… Нет, конечно, брать деньги с пациентов очень позорно, но Князев мог бы хоть разок поделиться со своим верным ассистентом. Очень бы выручил, но нет.