Станешь моей победой
Шрифт:
Секунда… Две… Три… Очередное движение пальцев. Давление на чувствительную точку. И взрыв реальности.
Содрогаюсь. Выгибаюсь. И кричу. Громко. Срывая голос до хрипа.
Сегодня я наплевала на все запреты. Поддалась искушению.
И моя казнь начнется на рассвете….
Глава 21
«Твое преступление — твоя красота…»
Мирон С.
_______________________
Это утро было особенным…
Открыв глаза, вижу, как на моем плече сопит Тихоня. Дыхание новенькой ровное, размеренное. Ее рука покоится на моей груди в районе сердца, глаза закрыты, а на щеках
Это же не сон? Нет, не сон. Это самое охрененное утро!
Вчера я совершил невозможное. Впервые в жизни кайфанул от того, что смог доставить девушке удовольствие, не думая о своих желаниях. Я довел Аню до оргазма, но при этом удержал член в штанах. Фантастика! Но каждый стон новенькой, каждый ее отклик на мои прикосновения — это, сука, как гребаная награда, как суперприз.
Я ее трогал. Я ее ласкал. Я провел с ней эту ночь.
До сих пор не могу поверить в это!
Даю себе немного времени рассмотреть мягкие черты Тихони и с нежностью дотрагиваюсь до ее щеки, поглаживая большим пальцем шелковистую кожу. Аня немного хмурится, но глаза не открывает, лишь длинные ресницы подрагивают.
Блядь, да она вся идеальная! Как это возможно? Будто какой-то сраный волшебник узнал мои слабости, предпочтения и взмахом волшебной палки создал это прекрасное чудо, совместив в ней все то, на чем я подвисаю.
Не сдержавшись, целую Тихоню в губы, что так соблазнительно приоткрыты, и слегка засасываю их. Это какой-то новый вид удовольствия, особый вид чистого кайфа. Это сладкий яд, который проникает в кровь и медленно убивает меня.
Нагло нырнув ладонью под футболку, сжимаю упругую грудь, которая на вкус такая же сладкая, как губы Ани, и зажимаю между пальцами нежно-розовый сосок. Играю с ним, сдавливаю, покручиваю и легонько оттягиваю.
— Что… Что ты делаешь? — шепчет новенькая хриплым ото сна голосом и распахивает глаза. Резко шарахается, смотрит на меня с недоумением.
— Прости, не удержался, — улыбаюсь, но руку из-под футболки не достаю. — Доброе утро, сладкая конфета!
Пускаю слюни на свою Тихоню и медленно ёбу даю… Понимаю, что влип, по уши увяз в эту ванильную хрень-поебень, по самое не балуй вляпался, но теперь ни при каких обстоятельствах не шагну назад. Только вперед. Только с ней.
— Мир, ты… Ты — наглец! — наигранно строго распыляется Аня. — Еще проснуться не успел, а уже… — и смущенно опускает глаза, чувствуя мое возбуждение.
Да, маленькая, против анатомии и физиологии не попрешь! Кто виноват, что ты такая красивая?
— Ань, я знаю, что выдержка — не моя сильная сторона. Но ты ебать какая сексуальная. И уверен, даже не представляешь, как я возбуждаюсь каждый раз, стоит только услышать твое имя. Ох… Сладкая… Моя… Иди же ко мне… — и снова пытаюсь поцеловать Тихоню. Мне понравилось, как она кончает. Хочу увидеть это снова.
— Стой! Мирон! — упрямится Колючка. — А который сейчас час?
— Десять утра, — отвечаю наугад, увлеченный процессом завоевания недотроги. Подцепив край футболки, пытаюсь стянуть ее с новенькой. Хочу, чтобы она всегда ходила передо мной голая, сверкая упругими сиськами и шикарной задницей.
— Что? Как? — испуганно выдает Аня и, прижав одеяло к груди, пытается соскочить к кровати.
За секунду перехватываю Тихую поперек талии и снова валю на спину. Нависая, фиксирую тоненькие запястья над головой.
Блядь, меня будто магнитом тянет
— Эй, ты куда? — торможу трусиху.
— Нас могут заметить, Мирон. Мне… — отталкиваясь спиной от матраса, пытается встать, но я лишь сильнее ее тело к кровати прижимаю. — Мне нужно одеться, а тебе вернуться в свою комнату. Ты только… — тараторит в панике.
— Только что? — давлю интонациями, чтобы она, на хрен, не думала, что может так просто сбежать. Не отпущу, что бы там Аня себе не надумала. Только не после того, как позволила мне провести с ней целую ночь.
— Никто не должен видеть, как ты выходишь из моей комнаты. Иначе нас неправильно поймут.
— Неправильно? — тут я слегка охуеваю. Как это, мать вашу, понимать? — Тихоня, мне кажется, тут и так все предельно просто и ясно. Пусть все знают, что ты моя.
— Мирон, ты еще спишь? — толкает весьма возмущенно, чувствую, как закипать начинает моя Колючка. — Какая «твоя»? Давай иди в свою комнату. Только так, чтобы ни с кем не столкнуться. Мне сплетни не нужны, понимаешь? И я так… Ну… В общем… Я не должна была… Мне очень и очень стыдно за это…
— Так, Тихая, — отпуская новенькую, сажусь около нее и растираю лицо ладонями, — а еще говорят, что мужчины намеков не понимают… Иди-ка сюда, красотка, скажу тебе кое-что, — потянув Аню за руки, перемещаю ее себе на колени. Делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание. Сейчас я собираюсь сказать ей то, чего не говорил ни одной другой девушке. Все, я конкретно поплыл. Пропал! Для меня это пиздец, как дико, но с Тихой по-другому не получается. Каждый раз в ахуе от того, как реагирую на все, что с ней связано. — Ты мне нравишься, Аня Тихая. Хочу, чтобы ты стала моей девушкой.
Тихоня зависает, цепенеет. Если бы не рваное дыхание и редкие взмахи ресниц, подумал бы, что отстегнулась.
В ожидании ответа сердце принимается шарахать громкими глухими ударами. Тук-тук… Тук-тук… Сам, блядь, теряюсь от этой затяжной паузы, даже дурно становится. Пульсация в висках нарастает, сдавливая череп. На нервяке накаляюсь так, что искры летят. Я не могу потерять ее.
— Нам нельзя, Мирон, — больно бьет ответом Аня. Но по глазам вижу, как тяжело ей даются эти слова. Но если она борется сама с собой, значит, у нас еще есть шанс.
— Почему? — убирая с ее лица прядь волос, крепче обнимаю.
— Прощаться будет больно.
— Я никому тебя не отдам, — толкаю слишком агрессивно. Но не потому, что злюсь. От мысли, что она может принадлежать другому, внутри все сжимается, и сознание летит.
— Мы же можем просто дружить. Серьезно, Мир, давай не будем усложнять?
Что она мне тут загоняет? Сама понимает, как глупо ее слова звучат? Осознает, как больно они под ребра бьют?
— Дружить? — ухмыляюсь нервно. — Я, блядь, думаю о тебе каждую секунду. Я, сука, с ума от тебя схожу, а ты тут про дружбу заливаешь. Ни хрена, Тихая. Ты — моя, — аккуратно поднимаюсь, придерживая Аню за бедра, и укладываю ее на кровать. Нависая сверху, в глаза бездонные заглядываю. И, как всегда, вижу в ней вселенную. — Не отпущу…