Становление Героя Щита 12 (с иллюстрациями)
Шрифт:
Начинают понимать тебя, как только освобождаются от контроля?
Конечно, нет. Люди так просто на чью-либо сторону не встают.
Скажем, ты меня нисколечки не понимаешь.
Так что на самом деле это ты берёшь их разум под контроль. Тоже мне, “Джастис Боу”.
— Этот лук — священный артефакт, который я получил лично от принцессы Малти! С его помощью я спасу всех, даже самых никчёмных мразей!
...Попробуем посмотреть на происходящее его глазами.
Ицуки проиграл Лингую и потерял всё. Тут появляется Ссука,
Выражаясь гандамовскими терминами, он сейчас в экстазе от смены робота. Затем Ссука… воспользовалась духовным подъёмом, чтобы отправить его зарабатывать деньги в колизеях?
Однако сам Ицуки, видимо, считает этот лук неким фамильным сокровищем и старается им особо не пользоваться.
Но в любом случае суть в том, что он заражён Проклятой Серией.
— Предупреждаю по-хорошему, Ицуки. Этот твой лук не имеет никакого отношения к справедливости. Это проклятое оружие, промывающее мозги.
— Вы врёте! Этот лук — само воплощение справедливости!
Я знаю кучу примеров манги и аниме, где главный герой оправдывал свои действия сущим бредом, побеждал врагов и навязывал им своё видение мира.
На первый взгляд позиция героя кажется логичной, но с другой стороны, попытки силой насадить противнику своё мнение — то ещё извращение.
Если противник готов отказаться от своих убеждений из-за насилия — значит, они с самого начала ничего не стоили.
— Услышьте меня! Сражайтесь вместе со мной! Прошу, откройте глаза и поймите, кто прав!
Случай Рена тут и близко не стоял.
Рен так или иначе понимал, что поступает плохо, но не Ицуки.
Ицуки упрямо верит в свою непогрешимость и прёт напролом.
По системе семи смертных грехов он подпадает под гордыню… но тут есть тонкий момент.
Если брать систему восьми грехов, ему подойдет тщеславие.
А может, это какой-нибудь “дополнительный грех”, который иногда любят придумывать авторы аниме и манги.
Я сейчас буду похож на школьника с синдромом поиска глубокого смысла.
Так вот, мне известны два примера “дополнительного греха”.
Первый — справедливость.
Суть в том, что когда справедливость заходит слишком далеко, она становится предельно жестокой и бессердечной.
Она не прощает даже малейших прегрешений и карает их смертью.
Второй… фанатизм.
Он сводится к упрямому продвижению собственных идеалов, даже если они сулят гибель фанатику.
А может, я все четыре раза угадал.
Рен ведь, как выяснилось, заразился одновременно и чревоугодием, и алчностью.
Два проклятия уже были. Может, три-четыре тоже бывают.
Кажется, я начинаю понимать, как выглядит справедливость, о которой вещает Ицуки.
— Вы не правы! — возразила Лисия на удивление громким голосом. — Вы неправильно понимаете Наофуми-сана, Ицуки-сама!
— Вижу, Наофуми и вам промыл мозги,
— Ицуки-сама. Вы только что говорили, что Наофуми-сан принуждает рабов к тяжелому труду и забирает всё, что они зарабатывают, так?
Ицуки озадаченно кивнул.
— Но тогда почему все рабы, живущие в деревне Наофуми-сана, живы и здоровы? Вы говорили с рабами, сломленными непосильным трудом? Встречали хоть одного, прошедшего через смертные муки?
— Нет, таких рабов я не знаю, но ведь принцесса Малти и Маруд не стали бы мне врать!
— Я спрашиваю о том, что видели вы лично!
О-о, ну всё, у Лисии включился режим поборника справедливости.
Давненько я его не видел. С той самой битвы против Кё.
Теперь я хоть увижу, как нынче Лисия сражается после пробуждения.
— Я сама с самого начала видела, как Наофуми-сан привёл рабов в деревню и начал её отстраивать. Вы представляете, сколько всего он сделал ради детей, попавших в рабство? Говорить о том, что он принуждает к труду и отбирает заработки? Пожалуйста, очнитесь!
— Вот именно! Ни один раб во всей деревне не работает из-под палки! — подключился Рен к попыткам уговорить Ицуки.
— Да-да! Братец нас спас, поэтому мы трудимся как можем!
— И пытаемся отстроить деревню!
Тут уже и рабы начали спорить с аргументами Ицуки.
— Он сам признался в содеянном, поэтому ваши слова ничего не изменят!
— Признался? В том, что я пользуюсь рабским трудом? Ну да, а что?
— Наофуми-сама, ваши аргументы совершенно не убедительны, — протяжно вздохнув, вмешалась Рафталия. — К тому же, как бы вам сказать… Вы так рьяно скупали рабов, пока на них был ажиотаж, что по деньгам остались глубоко в минусе.
Зачем это всё? Я использую рабов, и точка!
— ...Подопечных Наофуми сложно называть рабами. Разве рабы могут работать так радостно? — продолжил Рен.
А по-моему с точки зрения общества рабской печати достаточно, чтобы они считались рабами.
— Более того, Наофуми-сан столько работает на благо деревни, что это его впору называть рабом! — подхватила Лисия.
— Чего?! — изумился я.
— Да! — не успокаивался Рен. — Каждый день у него расписан до минуты до позднего вечера. Он все силы вкладывает в деревню и город, при этом не забывая ходить на тренировки! У него даже нет времени повышать себе Уровень! И кто тут после этого раб?!
— Ах вы-ы… что вы тут про меня рассказываете?!
Кажется, пора включить рабскую печать, чтобы Лисия вспомнила своё место!
— Наофуми — опекун всей деревни!
— Охо… ну, это да. Наофуми-тян — мама всем и каждому.
— Нет! Какая я вам мама?!
Кажется, у вас обо мне какое-то неправильное мнение сложилось! Особенно у Садины!
И кстати, мне кажется, или Рена и Лисию понесло куда-то совсем не туда?
— Вы все неправы! — рявкнул я.
— Я верю вам, Наофуми-сама.