Становление личности. Избранные труды
Шрифт:
Вот пример таких результатов. Детям давали возможность украсть пенни (и оказывалось, что у детей были весьма устойчивые привычки воровать или не воровать). Им также давали шанс сплутовать в школьных работах и солгать относительно плутовства, а также смошенничать в игре. Корреляция между этими формами поведения была низкой. Так, корреляция между кражей пенни и ложью относительно плутовства была равна только 0.132. Привычки к нечестности в одной ситуации были независимы от привычек к нечестности в другой.
Исследование впечатляет, но не вполне убеждает. Можно сделать несколько существенных возражений:
1. В данном примере результаты доказывают не то, что у детей отсутствовали черты, а только то, что нечестность, измеренная таким способом, не является чертой. Ребенок, продемонстрировавший «привычку» воровать пенни, может так делать потому, что копит деньги для покупки набора инструментов, или потому, что бунтует таким антиобщественным способом, или потому, что чувствует себя социально неполноценным и хочет купить сладостей, чтобы задобрить своих приятелей. Ребенок, который лжет, может делать так, потому что боится наказания, потому что не хочет расстроить учителя. Ребенок F (рис. 7) может лгать, потому что испытывает хроническую жажду похвалы и одобрения.
Рис. 7. Критика единой номотетической концепции черт (пунктирный эллипс обозначает единую черту, постулируемую исследователями; сплошные эллипсы – возможные личностные диспозиции, не замеченные ими)
Исследование обнаруживает, что абстрактная «честность» – не такая твердая черта у детей, как другие личностные диспозиции. Исследование не доказывает, что «кража пенни» – это изолированная привычка, не связанная с более высокими структурами личностной организации ребенка.
2. Исследователи намеревались изучать этические качества, сильно усложненные социальным одобрением или неодобрением. Эти составляющие характера не являются базовыми, особенно в детстве. Как мы видели, в ранние годы совесть ребенка нетвердая и недостаточно социализированная. Этот момент иллюстрируется следующим примером.
Десятилетний ребенок, привыкший к уважению со стороны своих приятелей дома, оказался летом среди более старших ребят, которые смотрели на него сверху вниз, как на чужака и сопляка. Он был фрустрирован и огорчен. Однажды член шайки предложил «стянуть» несколько шоколадок из магазина на углу. Сначала привычка к честности побуждала паренька сопротивляться предложению, но когда шайка высмеяла его, пробудилось его главное желание – заслужить восхищение и занять определенное социальное положение. Он один пошел «на дело» и через несколько мгновений вышел из магазина с кучей украденного шоколада. Менее стабильные привычки честности были разрушены более сильной и более организованной чертой . Мальчик был вполне внутренне согласован, но его согласованность не соответствовала социальному идеалу.
3. Есть сильные доказательства того, что с возрастом люди становятся более последовательными в своем социализированном поведении. Они склонны быть «честными повсюду» или, быть может, «лживыми вообще». Мы имеем в виду не то, что каждый человек абсолютно последователен, а лишь то, что взрослые более последовательны, чем дети.
4. Авторы обсуждаемого исследования сообщают, что при подсчете «общего балла характера» у детей средняя интеркорреляция двадцати трех использованных тестов равнялась 0.30 (выше, чем в приведенном ранее сравнении воровства и лжи). Вопрос в том, должны ли стойкие позитивные связи рассматриваться как доказательства специфичности или общности. Один автор, анализируя данные исследования воспитания характера, приходит к выводу, что есть свидетельства наличия общего фактора характера – С . Этот вывод прямо противоположен выводу самих авторов исследования, сделанному на основании тех же данных [526] .
Доктрина специфичности принесла некоторый вред. После того как исследования были опубликованы, лидеры местных молодежных организаций по всей стране получили важную директиву от своего начальства в Нью-Йорке. В этой директиве в частности говорилось: «Психология больше не признает честность в качестве общей черты.…… Нет общих черт характера, они специфичны в каждой ситуации». То есть, воспитывая характер, мы можем ожидать получить в результате лишь ворох привычек; мы должны учить их не брать пенни из маминого кошелька, не таскать пирожные, не взламывать бакалейную лавку. Ребенок считается неспособным обобщить стандарты приличия, научиться в широком плане уважать интересы других. Что-то в этой картине кажется серьезно неправильным.
Несмотря на очевидные слабости, доктрина специфичности обладает значительной привлекательностью для американских теорий (и никакой – для европейских). Она соответствует традиции Уильяма Джеймса и Э. Л. Торндайка, сильно акцентировавшей привычку как единицу поведения. Она близка доктринам стимула и реакции, которые ищут один измеримый ответ, следующий за одним измеримым стимулом (ситуация, к которой иногда приближаются в изучении животных). Она близка некоторым социологам, ставящим в центр внимания ситуацию. Им нравится увязывать всю стабильность, какая есть в человеческом поведении, с повторяющимися ситуациями (культурными паттернами), а не с тем, что человек обладает стабильными чертами, определяющими его поведение без заметной зависимости от ситуации. Аналитические традиции вообще сильны в американском мышлении, нам нравится сводить поведение к мельчайшим компонентам.
Но несмотря на то, что специфичность близка американскому духу, мы не можем ею удовлетвориться. Доктрина, гласящая, что все поведение (и, следовательно, личность) состоит из бесчисленных конкретных привычек, неприемлема по нескольким причинам.
Во-первых, доказательства неубедительны. Если нам не удается обнаружить последовательность, то, возможно, мы не там ищем. Предположим, мы спрашиваем, есть ли у людей, пользующихся публичной библиотекой, черты, заставляющие их брать книги только в красных или зеленых переплетах. Конечно, нет. Если исследовать только переплеты, нельзя ожидать последовательности. Но если мы изучим тематику выбранных книг, то обнаружим хорошо организованные черты – интересы. Если последовательность ищется не в том направлении, ее не найти [527] .
Во-вторых, никогда нельзя ожидать, что мы обнаружим согласованность у каждого человека, используя методы, рассчитанные только на массовые исследования . На рисунке 7 мы видели, что дети могут обладать внутренней согласованностью, но не согласовываться с номотетически определяемой категорией. Человек может быть вполне согласован с самим собой, не будучи последовательным в чертах, характерных для общей популяции.
В-третьих, доказательства, выводимые из общих черт, хотя никогда не бывают абсолютно надежными, обычно демонстрируют существенную согласованность. Всякий раз, когда «личностный тест» показывает высокую надежность (внутреннюю согласованность), это означает, что люди агрессивные, настойчивые, общительные (или, наоборот, нет) по одному пункту, являются такими же в целом по всем другим пунктам. Или же люди, низко располагающиеся по одному измерению, будут иметь тенденцию низко располагаться и по другим измерениям. Таким образом, специфичности противоречит наличие у личностных тестов какой бы то ни было внутренней надежности, а эта надежность обычно достаточно высока.
Наконец, все, что известно относительно интегративной деятельности нервной системы, несовместимо с идеей специфичности. Отброшена вера в «нервный канал», в котором, как предполагалось, находится конкретная привычка. Существуют более высокие уровни интеграции, и они гарантируют наличие структур, более широких, чем просто специфические привычки.
Идентичные элементыИсследователь, рассматривающий личность как скопище «бесчисленных специфических привычек», должен ответить на вопрос: чем объясняется значительная последовательность поведения, демонстрируемая людьми? Традиционно ответ дается в понятиях идентичных элементов .
Посмотрим, как работает эта теория. Мы можем сказать о мальчике, что он вежливый . Теория специфичности (идентичных элементов) говорит: «Нет, у него нет общей черты вежливости. Он просто учится снимать конкретную шапку, входя в конкретную дверь и в присутствии своей матери. Но со временем он может начать снимать шапку (или шляпу, или любой другой головной убор со своей головы), когда входит в любую дверь, будь то в присутствии другого человека или в отсутствие людей» [528] . Таким образом, вежливость – это всего лишь повторение тех же самых привычек вновь и вновь в ответ на ранее ассоциированные с этой привычкой стимулы или наличие у самих привычек некоторой нитевидной связи. Эту теорию может прояснить иллюстрация (рис. 8).Рис. 8. Теория идентичных элементов. Идентичность может находиться либо в стимульных полях, либо в частях привычек. [Сплошные связующие линии (i) указывают такие идентичности. Стрелки показывают направления стимуляции, а пунктирный эллипс показывает гипотетическую черту вежливости, отрицаемую теорией.]
Эта иллюстрация предполагает, что мальчик научился (посредством тренировки) следующему: когда он входит в дверь своего дома (ситуация а , стимульное поле I), он должен снимать шапку (привычка 1), вытирать ноги (привычка 2), приветствовать присутствующих (привычка 3). Далее, вхождение в двери обладает чем-то общим и эти идентичные элементы в разных стимульных полях провоцируют мальчика на исполнение тех же трех привычек (например, когда он входит в дверь соседей: ситуация а’ , стимульное поле II). Неправильно информированный наблюдатель может высказаться в том духе, что вот, мол, какой вежливый парень. Вовсе нет; у него нет общей черты; три его привычки автоматически приходят в действие каждый раз, когда он встречает идентичные элементы в разных полях. Далее, сами привычки также способны обладать идентичными чертами, так что возбуждение одной может вызвать другую (на основании реинтегративного действия). Таким образом, приветствие, обращенное к обитателям дома (привычка 3), через некоторые обычно связанные с ним вербальные компоненты (например: «Привет, как дела?») может привести в действие дальнейшие вопросы относительно их здоровья (привычка 4), что, в свою очередь (на основании, вероятно, некоторых обычно связанных с этим выражений лица), может предполагать дружескую улыбку (привычка 5). Наконец, дружеская улыбка через дальнейшую специфическую связь ведет к некоторому дополнительному акту «вежливости», такому как приглашение вместе поиграть (привычка 6).
Таким образом, именно идентичные элементы в стимульных полях или в нейропсихологической структуре ответственны за квазипоследовательность поведения мальчика. Отрицается же то, что существует какая бы то ни было генерализованная диспозиция, к которой можно правильно применить имя «вежливость». Мальчик – в основном, воплощение специфических привычек. Возможные отношения между перечисленными здесь шестью привычками полностью обязаны некоторым еще более мелким и частным компонентам этих привычек, короче, некоторым идентичным элементам.
Такую картину структуры личности рисует нам теория идентичных элементов.
Заметим, что эта точка зрения часто встречается как в общей психологии, так и в психологии личности. Например, часто спрашивают, действительно ли изучение латыни «тренирует ум»? Сторонники точки зрения специфичности сказали бы: «Нет, разве только в том случае, если у латыни и других видов деятельности есть идентичные элементы». Например, латинский корень amor является идентичным элементом в английском слове amorous и во французских amour и amour-propre . Следовательно, через повторение специфических элементов студент получает что-то важное для правописания или словарного запаса. Или, если при изучении латыни у студента появляется привычка сидеть над грамматикой каждый вечер, быть может, эта привычка поможет ему, когда он возьмется за изучение химии или любого другого предмета.
Противоположная точка зрения, традиционно называемая «формальной дисциплиной», говорит, что изучение латыни приносит гораздо большую пользу. Оно стимулирует воображение (как целое), оно развивает ощущение точности в языке (в целом), оно, так сказать, упражняет интеллектуальные мускулы. Чтобы покончить с этим вопросом, заметим: похоже, что теория идентичных элементов допускает слишком слабый «перенос научения», а старомодная теория «формальной дисциплины» – слишком сильный.
Рис. 9. Обобщенность черты. Диапазон черты определяется эквивалентностью стимулов, вызывающих ее, и эквивалентностью провоцируемых ею реакций
Традиции специфичности и идентичных элементов преобладают в англо-американской психологии со времен британской империи в восемнадцатом веке (например, Локк, Юм) и до современных S – R – теорий. Суммируя эту точку зрения, мы можем сказать, что она постулирует очень мелкие единицы ( простая идея Локка, впечатления Юма, рефлекторная дуга и привычка бихевиористов). Далее она стремится к объяснению структур более высокого уровня, постулируя связи или ассоциации между этими мелкими элементами.
Ситуация проясняется, когда мы задаем вопрос: что такое сходство ? В строке Гёте «Зеленеет золотое дерево жизни» мы как-то чувствуем, что имеет в виду поэт, но где тот идентичный элемент, который объединяет жизнь с золотым деревом и одновременно с зеленью? Сходство – да, идентичные элементы – нет. Один популярный, но скверный сентиментальный поэт был охарактеризован как «лилово-плюшевый поставщик поэтических ватрушек». Где в этой метафоре общий элемент, объединяющий несчастного поэта с уничижительным образом? Эта и другие метафоры могут поразить нас как удачное выражение сходства, однако найти конкретный общий элемент (будь то впечатление, привычка, нервная или любая другая идентичная связь) невозможно.
Теперь вернемся к личности. Некий сверхпатриот (не назвать ли нам его Маккарли? [529] ) страдает, скажем, фобией коммунизма. Это, пожалуй, его ведущая черта. Для него все русские, большинство университетских профессоров, все либералы, все миротворческие организации, все люди, выступающие против расовой сегрегации, евреи и сама ООН, – ненавистные «коммунисты». Предположение, что такие разнообразные стимулы имеют общие элементы, кажется необоснованным. Но для него они составляют организованный концепт (сходство). Все новое, чуждое или иностранное, вероятнее всего, будет включаться в эту очень обобщенную установку (черту).
Посмотрим на его поведение. Иногда Маккарли будет давать выход своей ненависти, сочиняя письмо в местную газету, иногда краснея и бушуя или, опять же, присоединяясь к нарушителям общественного спокойствия и кидая камни в дом какого-нибудь негра или другого «коммуниста». Да, его поведение во всех этих ситуациях сходно, но ни в каком конкретном понимании оно не содержит идентичных элементов (во всех случаях задействованы совершенно различные группы мышц).
Мы утверждаем, что наши личностные черты (как и наша мыслительная жизнь) организованы на базе сходства, а сходство не может быть сведено к идентичным элементам. Конечно, понятие «сходство» имеет субъективный привкус. Мы воспринимаем сходство. Но мы можем, если захотим, использовать более объективное понятие, говоря об эквивалентности стимулов и эквивалентности реакций . Многие ситуации могут вызывать обобщенную черту (или концепт), и многие формы поведения могут эквивалентным образом служить проявлением этой черты (или концепта). Парень, снимающий шапку и вытирающий ноги при входе в дом, делает так не только потому, что элементы в двух актах механически связаны, а и потому, что для него они обладают одинаковым по сути социальным смыслом. Он обычно «приучен» и, когда много эквивалентных актов включено в систему, мы говорим, что он обладает чертой вежливости, что означает, что многие ситуации порождают диспозицию внимания к другим и ведут ко многим разнообразным формам поведения, имеющим эквивалентный смысл.
Отметим некоторые сложности, связанные с доктриной идентичных элементов. Прежде всего, теория не в состоянии определить ни что такое элемент, ни насколько идентичными должны быть элементы. Но прежде всего теория сталкивается со многими экспериментальными опровержениями [530] . В образовательном процессе мы обнаруживаем, что дети усваивают новый материал не пропорционально количеству идентичных ему элементов в старом материале, а пропорционально пониманию ими принципов , то есть ви́дения сходства отдельных случаев [531] .
Эксперименты свидетельствуют в пользу теории противоположного порядка, в которой ведущую роль играют интеграция и генерализация. Явления переноса зависят, главным образом, от эквивалентности для индивида смысла противостоящих ему полей. Если они сходны, перенос есть. Эквивалентность и сходство не одинаковы для всех, это дело личное и, следовательно, невозможно предсказать для людей вообще, насколько будет подвержен переносу каждый отдельный опыт, или организовать программу школьного обучения, которая будет гарантировать одинаковые эффекты переноса для всех детей.
Мы группируем наши переживания и формируем наши собственные концепты, установки и черты так быстро и так тонко, что этот процесс явно озадачивает. Причины и основания сходства и эквивалентности лежат за пределами нашего нынешнего понимания. Мы можем, позаимствовав фразу у Уильяма Джеймса, сказать, что все люди обладают «электрической способностью к аналогиям». В настоящее время мы не можем с точностью предсказать, какие стимулы и какие реакции будут эквивалентны для человека, хотя нам это часто удается. Мы можем совершенно смело утверждать, что наш Маккарли будет негативно реагировать на все «иностранное», а наш вежливый мальчик будет внимательным почти в любой ситуации. Но мы можем ошибиться.
Мы лучше поймем, как формируются общие концепты и черты, если обратимся к понятию когнитивных установок. Робкий человек с самого начала может иметь диспозицию пугаться непонятного; эта неуверенность – разновидность установки, которая может, например, объяснить кластер качеств, составляющих доминирующую тенденцию у Маккарли. Или ребенок в школе, изучающий руководящий принцип (который, конечно, является формой ментальной установки), будет быстро прогрессировать, организуя все релевантные примеры этого принципа в один общий концепт. Или человек, обладающий определенным Я – образом (видящий себя как «друга человека»), будет легче группировать свой опыт благодаря этой организующей установке. То, что мы назвали «процептивными диспозициями», помогает нам понять «электрические аналогии», которые проводят люди, и стойкие паттерны личности, которые у них формируются.
В следующих главах я сформулирую собственную точку зрения на природу подлинных единиц личности. Эта точка зрения отрицает, что краеугольными камнями личностной структуры являются специфические единицы стимула и реакции или идентичные элементы.
Факторные единицыПереключим внимание на совершенно другое направление исследований. Выделение факторных единиц основывается не на нервных или поведенческих допущениях (как в доктрине специфичности), а на допущениях статистических . Теория факторов – широко распространенная точка зрения.
Факторы популярны потому, что пытаются ответить на вопрос, настойчиво задаваемый наукой: какое наименьшее количество концептов может упорядочить и описать многочисленность явлений? Этот вопрос отражает «закон экономии», который предостерегает науку от ненужного умножения концептов.
Факторный анализ применяет закон экономии к поиску базовых единиц личности. В частности, он задает вопрос: какое минимальное количество отдельных кластеров можно рассматривать в качестве основы матрицы коэффициентов корреляции? Необходимые математические выкладки сложны, но суть природы факторных единиц понять нетрудно.
Возьмем простую гипотетическую иллюстрацию. Предположим, что исследователь измерил несколько сотен или тысячу человек по семи «чертам» (возможно, он использовал тесты на эти качества или оценки, данные им друзьями и знакомыми):
D – доминантность
F – дружелюбие
L – лидерство
T – разговорчивость
M – капризность
S – скрытность
P – пассивность.Рис. 10. Гипотетическая матрица, из которой могут быть извлечены факторы
Далее, он быстро обнаруживает, что это не «независимые» черты. Некоторые из них сильно пересекаются. Например, большинство людей, высоко стоящих по доминированию, будут высоко стоять по дружелюбию, лидерству и даже разговорчивости; одновременно у этих людей есть тенденция располагаться низко по капризности, скрытности и пассивности. Ситуацию показывает воображаемая таблица корреляций.
Закон экономии предупреждает нас: «Не нужно семи отдельных единиц, хватит только двух базовых кластеров». Но как нам назвать первый кластер? Он сильно нагружен «доминантностью и лидерством», но и (до некоторой степени) «дружелюбием и разговорчивостью». Обозначить второй кластер не легче. То ли это «отстраненность», то ли «эмоциональная интроверсия», то ли «уступчивость», то ли еще что?
Факторный анализ – более точный способ раскрытия частичных пересечений в таблице корреляций и выявления факторов, объясняющих группировки. Обычно, конечно, в матрице содержится гораздо больше интеркорреляций, и число получающихся факторов больше, чем в нашей простой иллюстрации [532] .
Были проведены сотни факторных исследований личностных переменных. Так как количество потенциальных переменных громадно, обычно можно обнаружить, что исследователи проводят факторный анализ какой-то одной области внутри тотального поля личности. Так, Гилфорд и Зиммерман, начав с выделения 70 переменных в области, которую они назвали «темпераментом», пришли к выводу, что всю область покрывают 13 базовых факторов, по которым можно протестировать и оценить каждого человека [533] :
Общая активность
Доминирование
Маскулинность/Феминность
Уверенность/Чувство неполноценности
Спокойствие, самообладание/Нервозность
Общительность
Рефлексивность
Депрессивность
Эмоциональность
Сдержанность
Объективность
Дружелюбие
Кооперативность, толерантность.Возьмем пример из области человеческих интересов, где группа исследователей использовала шкалу из 1000 пунктов, предназначенных для измерения различных интересов. После проведения факторного анализа таблицы взаимокорреляций появились следующие 18 факторов [534] :
Технический интерес
Научный интерес
Приключение
Социальное благополучие
Эстетическое впечатление
Эстетическое выражение
Потребность в развлечении
Потребность во внимании
Бизнес-интерес
Интерес к работе на открытом воздухе
Физическое влечение
Точность
Мышление
Аккуратность
Культурный конформизм
Клерикальный интерес
Агрессия
Общительность.