Становление
Шрифт:
— Иным ты стал, Михайло, — вдруг сказала Прасковья Фёдоровна и пристально посмотрела на меня. — В глазах огонь горит. И не пойму я, чьё сие пламя: от Бога, али от Лукавого.
— Зла людям не чиню, матушка, а все мои деяния на благо православной нашей державы, — отвечал я, с трудом подавив смятение.
— А девицу эту гони от себя! Негоже сие. Глядит на тебя, словно… Прости Господи, — мама перекрестилась.
Это да, даже я заметил, как смотрит на меня Агафья, словно я её… Нет, не вещь, но муж. Да, именно муж, который залез под каблук и должен оттуда со всем соглашаться. Я стал реже уделять время, по сути,
— Ты с батюшкой нашим помирися! Он любит тебя, поймёт всё, — попросила матушка.
— Так я и не ссорился с ним, матушка. Я чту отца своего и желаю ему добра. Как он, не хворает? — говорил я, уже предположив, что сделаю для своих родителей.
— Прихворал, то есть. Мается он. Приход наш оскудел вельми. Нет людей. И свечей не купить, да и самим прокормиться сложно, — сказала мама.
И я предложил. Отчего же опытному и, как я знал, грамотному, даже мудрому священнику не переехать ко мне в поместье? Да, там есть один священник, как я узнал, скорее даже дьячок. А приход получится немалый. Тем более, как я узнавал, есть поблизости деревни, которые пока в государственной собственности, и я мог бы их выкупить. Так что паствы, чтобы её окормлять, более чем хватит.
— Дозволишь ли, матушка, оставить тебя? Дела государевы не ждут, нужно ещё работать, — сказал я.
Необходимо уже спешить, опаздываю, много времени провёл с мамой. Но скажи Прасковья Фёдоровна, чтобы я остался подле неё и никуда не шёл, то пришлось бы послушаться. Между тем, меня ждёт Тарасов, уже как две недели ждёт.
Мать неохотно, но отпустила, одарив напоследок вновь тем самым изучающим взглядом.
Николай Игнатьевич Тарасов, как мне было известно, находился в Москве уже более двух недель. Тут он заказывал плуги, лопаты, косы и ждал, пока их сладят. Поместье Гаврилы Романовича Державина требовало сильных вложений, как и существенной модернизации, вот и крутился Тарасов, чтобы успеть полностью подготовиться в сезону.
Николай уже обзавёлся командой, где кроме нескольких белокуракинцев обосновались ещё пять человек, в том числе из деревень Державина. Этих крепостных я буду просить у Державина выкупить. Как писал Тарасов, он следует моему совету и подбирает грамотных и ушлых людей, работая с ними и не ленясь объяснять им выгоды от новшеств в сельском хозяйстве.
— Михаил Михайлович! — искренне обрадовался мне Тарасов.
Искренность чувствовалась и в том, что этот человек, несколько набравший в весе, обнял меня так, что я думал, кости затрещат. А я, на секундочку, уже не тот сдыхлик, что был сразу после попадания в это время.
— Выпьем? У меня есть зелёная водка. Взял на угощение и пробу, — сказал Тарасов и, словно подросток, импульсивно рванул вглубь своей квартиры.
Бывший приказчик Белокуракино преобразился. Это уже знающий себе цену человек. Вернее, не так, он и ранее понимал, что не глуп. Нынче же он оказался носителем знаний, которые другими просто не воспринимаются или недоступны. Так что, да, есть отчего нос держать по ветру.
—
Абсент я в прошлой жизни пил, несмотря на то, что продукт такой в магазинах не продавался. Не скажу, что полынный напиток мне нравился, я вообще предпочитал ром, но о качестве продукта понятие имею.
Что сказать? Не такой напиток дали мне на пробу, но рядом с тем, что должно быть. Может мяты тут слишком много… Главное, это иное — такое будут покупать в Европе, точно будут. Через лет двадцать-тридцать абсент станет очень популярным напитком во всей Европе. Швейцария, между прочим, в иной реальности зарабатывала на абсенте немалые деньги, в государственном масштабе. Теперь попробую зарабатывать я. Ещё бы заказать красивые и оригинальные бутылки на стекольном заводе и разливать уже готовый привезённый из подконтрольных поместий продукт в самом Петербурге.
— То, что нужно, но мяты меньше добавляй! — сказал я, указывая на зелёную жидкость в стеклянном бутыле.
— Скажите, господин Сперански…
— Давай наедине обращаться на «ты». Не поверишь, как порой не хватает простого общения, — перебил я Тарасова. — А если хочешь спросить, зачем я всё же тебя вызвал, так понятно же…
— Михаил Михайлович, нельзя же так! — видимо, Тарасов догадался о причинах вызова. — Ты же не даёшь основательно работать. У меня нынче задача: наладить всё в имении Гаврилы Романовича Державина. Куда же мне ещё и в твоё поместье?
— А ты, Николай, не сокрушайся. Мне семена нужны, часть плугов, кос, ну, и два твоих помощника. Сам занимайся остальным. Деньги нужны очень сильно, а большое поместье приносит лишь пятнадцать тысяч рублей, непорядок, — я говорил, а Тарасов только крутил головой в отрицании. — Шею так себе скрутишь.
— Скажи, ну почему нельзя ко всему основательно подходить? Нельзя везде успеть! Вот выполню обязательства перед Державиным, на следующий год и твоё имение подготовим, — продолжать сопротивляться Тарасов, но уже без огонька, а с пониманием, что никуда он не денется.
Да я и сам понимал, что всё это сложно, слишком быстро. Мало того, это я ещё не предоставил предложения по покупке волов, круп и солонины. И Тарасова буду вынуждать, в том числе и волей Алексея Борисовича Куракина, продавать необходимое. Для Военторга нужно много продуктов и прежде всего покупать их планируется в подконтрольных поместьях, в том числе и Державина.
Я планировал использовать опыт Наполеона, который ещё и не догадывается о том, что у него есть тот самый «опыт». Французский император был не только великим полководцем, он был гроссмейстером манёвров и логистики… Пока не пришёл на просторы Российской империи.
Так вот, я собирался послать в Белокуракино чертежи большой повозки, ну, или фургона, который должен двигаться посредством двух волов и быть наполненным всем необходимым для кормления роты солдат в течении минимум недели. Вот такие фургоны и нужно гнать на Кавказ, где их купит Суворов. Обязательно купит. С кем бы я не разговаривал, все утверждают, что в этом времени немалую долю снабжения армии собирают в местах боёв. Для этого есть полковая казна, дивизионная, армейская. Ну, и разного рода маркитанты снуют вокруг армий. Или у местных крестьян закупается провизия.