Становой хребет
Шрифт:
Сколько разорил стойбищ тунгусских, сколько пограбил и положил встречных и поперечных. Как пришёл к нам, то первым делом объявил, что он красный командир, ловит хунхузов и нужно народ весь описать поимённо.
Арестовал всех без разбору восточников, запер в большой барак. Привлечь хотел нас к разбою, но мы отреклись и продолжали с парома мыть золото.
Он вызывал старателей по одному, стращал и бил, пока не отнимал все богатства. Чтобы скрыть следы, расстрелял у корейского парома на устье Малой Тырканды более девяноста душ, спустил их под лёд.
В
Только там, в Зее, пораньше хватились, дошли слухи до них. Снарядили за Жучком командира Зейского гарнизона Идалевича. Отряд этот послали в Тырканду, а мы, тем временем, вышли оттуда домой. Нас Жучок вскоре догнал по следам и с собой повёл, не знаю для какой надобности. Нажился он крепко.
Семьдесят пять оленьих нарт везли связки мехов и около девяти пудов золота. Собирался он с таким богатством прямиком с Тимптона по Ларинскому тракту в Китай ушмыгнуть. На реке Сутам, — по-орченски это значит вечно голодный, или я проголодался, — встретили мы негаданно отряд Идалевича.
Ружья друг на друга навели, только стрельбы не случилось. Жучок миром отсыпал Идалевичу полпуда золота, отдал четыре нарты в придачу, и разъехались. Зейский вояка двинулся дограблять остатки приискателей в Тырканде, а мы тронулись дальше.
Жучок был шибко доволен таким оборотом дела. Так вот… И попадаем мы таким макаром на прииск Викторовский. Соснин-то знает, а ты скоро увидишь. На прииске Жучок вольно расположился для отдыха, тут и нагрянул с полусотней бойцов чекист Балахин.
Бандитов враз повязали, глазом моргнуть не успели. Жучка и двоих ево рьяных помощников увели за отвалы и шлёпнули тут же, а нас даже не тронули, только допросил всех сам Балахин.
Часть отряда ГПУ он услал в Тырканду ловить Идалевича, а сам с золотом и пушниной вернулся в Зею… Эй, Мартыныч? Спишь, што ль?
— Гм… — Соснин мотанул головой и открыл глаза… Заслухался тебя. Ну и удачливый же ты чёрт, Сохач! Пошто ранее не сказал о Балахине.
Ну и тяжёлый же ты на душу горбач, хрен разговоришь, — скосил глаза на отвлекшегося чаем молодого парня и равнодушно спросил: — Ты вот мне скажи, Игнатий… На Иджике есть снежные бараны, иль брешут люди?
— Бараны есть, да как их счесть, — вдруг складно и резво отозвался Парфёнов, оживился, покачал головой, — Егор, поди дровец сухих собери для костра, чёй-то я озяб совсем.
Когда Егор появился с дровами, то увидел, как Соснин что-то быстро толковал Игнатию, а тот молча кивал головой и напряжённо смотрел в огонь. Только бросил Егор сушины у костра, приискатели разом смолкли, а потом завели старинную бродяжью песню.
Сразу шумно и весело стало у реки. Верка отгреблась подальше от загулявших мужиков, зная из жизненного опыта, что люди, как волки, сначала воют, а потом дерутся, только шерсть клочьями летит. Осторожно выглянула из-за куста, но драки так и
Осоловевший от чая и благости весеннего солнышка Мартыныч всё гомонил и подпрыгивал на бревне токующим тетеревом:
— Прошлым летом наезжал ко мне Балахин с отрядом конных. Шибко интересовался блудным народом, особо приискателями с китайской стороны из бывших белоармейцев. Оттуда засылают банды, чтоб разбой чинить, отымать золото и мешать добывать ево новой власти.
Эти банды извели экспедицию пятой армии и до поры затаились в здешних местах. Глядите, мужики, кабы вам не напороться на них, пощады не будет.
Ведь, к ним приставлены горные инженеры, сами они ведут разведку на золото, составляют карты и добывают его тайным способом. Золото уходит контрабандой в Харбин для нужд белой контрреволюции. Хитро у них всё поставлено.
— Ладно, не стращай, — улыбнулся Парфенов, — чему быть — того не миновать, коль совсем прижмут, брошу старательство, а пока, можно побаловать.
— Судачил Балахин, — перебил его Соснин, — что крепко советская власть берётся за эти края. Вскорости накрепко прикроют границу, а добычу золота организует государство. Всё же, страшно за тебя, не нарвись осенью на хунхузов, опять во множестве они шарятся под Яблоновым хребтом.
— Не так легко взять Сохатого, — ощерился Парфенов, — поглядим, кто способней в тайге.
— Моё дело упредить. Ежель чужие в доме будут, вон на том бугру камень торчмя выставлю, близко к зимовью не суйся. Тайком лошадей перелови и отчаливай подобру. Продуктишки под камнем найдёшь, там и золотишко оставишь мне за труды, сколь не жалко будет.
— Ладно, условились. Давай грузиться. Накаркаешь беды, может быть, они следом идут, не успеем отплыть, как нагрянут.
— Грузись, — ответил померкший Соснин, — три мешка муки я тебе зимой припас, соль, сахар — всё, как положено. Забирай. Когда станете плыть мимо Колбочей и Дорожного, будьте опасливей, из винта срежут прямо на воде иль увяжутся догонять.
Лучше проплыть там на утренней зорьке. Егор, пошли со мной, счас лошадь запрягём в сани и притащим ваш бутор. [6] Под мхом сплошь лёд, сани пойдут легко.
— Пойдём…
Пока доставили вьюки и остальные припасы, Парфёнов закончил ладить второй плот. Всё имущество он разделил на две кучи поровну. Мешки с мукой облил водой, чтобы корочкой схватилось тесто под тканью и больше не пропускало влагу.
— Зачем ты всё делишь? — полюбопытствовал Егор.
— Вдруг один паром перевернётся на камнях, тогда с голоду помирать? Ясно дело, будем плыть друг от друга саженей на триста. Если где остались ледовые заторы иль прижим встретим, ты по моему сигналу чаль к берегу, пока не миную худое место. А потом я тебя снизу буду ловить, коль угодишь в беду. Не доводилось сплавляться? Егор? На горе бугор…
6
Бутор — вещи.