Старая асьенда доньи Ремедиос
Шрифт:
Покидая палубу, капитан Фишер сказал своему боцману:
– Всей команде, не занятой на вахте – ловить рыбу. Возле галеона матросам делать нечего… Увижу чей-либо любопытный нос – застрелю мерзавца на месте.
Бухту, где затонул «Сан Габриэль», капитану не надо было вспоминать, он её прекрасно помнил и командовал гребцам, куда поворачивать. Шлюпки шли чередой скал, от которых сильно тянуло запахом гуано. Наконец, из-за одиночной скалы, стоящей несколько поодаль остальных, их глазам открылось свободное пространство спокойной воды. Капитан протянул руку и сказал:
– Вот это место.
Дон Барреро и капитан Фишер
– Вода мутная, ничего не видно, – огорчённо произнёс дон Барреро: он поднял голову и его глаза пронизывающе вгляделись в капитана.
– Это из-за осенних штормов, – пояснил капитан Фишер.
Дон Барреро удивлённо повертел головой, осматривая окрестные скалы.
– Но как «Сан Габриэль» мог попасть сюда?
– Его перенесла сюда стихия, – ответил капитан и добавил: – Наверное.
– Боюсь, что это так, – подтвердил капитан Фишер. – Волны во время тайфуна могут достигать гигантских размеров…
Дон Барреро ещё немного попытался разглядеть что-нибудь в воде, а потом сказал:
– Я возвращаюсь на корабль… Сами тут разбирайтесь, капитан Фишер. Если что – мне сразу докладывать.
Его шлюпка вернулась к бригу. Там как раз шла разгрузка плота.
За время пути плотник с «Консуэло» соорудил большой деревянный плот с отверстием посередине. В это отверстие в плот должна была втыкаться дубовая бочка, в которой вместо дна было вставлено прозрачное стекло – через эту бочку можно было наблюдать за морским дном. Сейчас плот по частям спустили на воду и шлюпками отбуксировали в проливчик, собрав его там и поставив на якорь. На плот перебрались матросы, капитан Фишер и белозубый Антонио. Ныряльщик курил, лениво посмеивался, поглядывая со снисходительным видом на все приготовления, происходившие вокруг него. Капитан Фишер изредка отдавал матросам приказания.
Возле плота в другой шлюпке сидели капитан и сеньор Ромеро с сыновьями – те усиленно дышали, набираясь кислорода и перебираться на плот не торопились. Антонио изредка бросал на братьев Ромеро насмешливые взгляды. Потом неожиданно он швырнул окурок в воду, в развалку подошёл к краю плота и, обхватив руками камень, лежащий на краю и привязанный к плоту линем, рухнул вниз – только взбудораженная вода заходила туда-сюда, качая плот.
Все опустили головы, всматриваясь в воду. Капитан Фишер прильнул к смотровой бочке, обхватив её руками и пытаясь что-то разглядеть в смутной воде. Капитан взял в руки часы. Потянулись секунды ожидания.
Почти через минуту Антонио вынырнул, задыхаясь, вдохнул в себя воздух и бешено погрёб к плоту. Встревоженные матросы втащили его наверх. Задыхающийся Антонио, явно напуганный, стал кашлять, отплёвываться, размазывая по лицу воду, текущую с волос, а потом закричал истошно, сотрясаясь всем телом:
– Я больше туда не полезу!
– Заткнись, каналья! – прикрикнул на него капитан Фишер. – И лучше скажи – там есть галеон?
Ныряльщик судорожно обернулся на голос капитана Фишер и вскричал:
– Есть галеон!.. Есть!.. Будь он проклят!
Ныряльщик стал подвывать, не переставая трястись и дёргаться. Чуткий плот ходил ходуном от его движений.
– Ну, так и что? – опять крикнул капитан Фишер.
– Не полезу! – ещё громче завопил Антонио. – Ни за что не полезу!.. О, Боже!.. Боже милосердный!
И тогда капитан Фишер вдруг спокойно спросил, медленно приближаясь к ныряльщику:
– Так не полезешь?
Капитан поразился, как далеко вперёд выпятил капитан Фишер свой бритый, квадратной формы подбородок, подбородок, говорящий о страшной воле и большой жестокости. Капитан напрягся, испугавшись за ныряльщика. Антонио даже трястись перестал. Он удивлённо, или скорее даже как-то подозрительно, всё ещё щурясь от морской воды и смаргивая, посмотрел на капитана Фишер.
А тот, не говоря больше ни слова, достал из-за пояса пистолет и выстрелил ныряльщику в грудь. Антонио замертво рухнул на настил плота.
Капитан Фишер приказал матросам:
– Отвезите этот короб вонючих потрохов на берег и заройте где-нибудь… В море не бросать!
И он повернулся к шлюпке, в которой сидели братья Ромеро.
****
…каждый фридайвер знает, что повышенный риск в подводном плавании на задержке дыхания (в профессиональной терминологии именуемом «апное») требует особенно сознательных тренировок с соответствующими мерами безопасности. Такие тренировки, как известно, могут быть направлены на поэтапное повышение общей и специальной выносливости организма, координации движений, гибкости и подвижности грудной клетки. Спортсмену необходимо выработать эффективную и экономичную технику движений, а также сознательное отношение к гипоксии, нырятельному рефлексу и, собственно, к дыханию…
Каждый фридайвер знает, что человек при погружении в воду подвержен действию нырятельного рефлекса, при котором, как правило, наблюдаются ларингоспазм, брадикардия, вазоконстрикция и кровяной сдвиг. Недопустимые перегрузки могут привести к потере сознания (блэкауту), различным травмам и необратимым последствиям для организма спортсмена. Поэтому нельзя тренировать апноэ в воде без надзора (особенно на пределе возможностей), резко наращивать нагрузки и игнорировать компенсаторные возможности организма…
Сейчас действия ныряльщиков, своих сыновей, контролировал сеньор Ромеро – водолаз с большим опытом ныряния без какого-либо дыхательного оборудования, потому что никакого дыхательного оборудования, кроме водолазного колокола, в то время придумано ещё не было. Он попросил матросов сделать другой балласт для погружения. Все на плоту старались не встречаться взглядом с капитаном Фишер.
Скоро ныряльщики пошли на глубину каждый с двумя балластными камнями, привязанными тросами к плоту: один камень свободно висел на тросе, второй камень ныряльщик зажимал ногами, держась за трос, примотанный к этому камню. Ещё один трос был привязан к ремню со свинцовым шаром, закреплённым на поясе ныряльщиков. Капитан снова достал часы.
Через пять минут ныряльщики всплыли и полезли на плот. Сеньор Ромеро бросился к ним с полотенцами.
Мигель первым стащил с лица маску – пропитанную смолой ткань со стёклышками, укрепляемыми перед глазами.
– Там нет… Ничего страшного, – сказал он прерывисто. – Груда балласта… Развороченный киль галеона… Муть. Не больно-то видно… И сильно чувствуется донное течение.
– А глубоко там? – спросил капитан Фишер.
– Не очень, – ответил Мигель. – Где-то пятьдесят – шестьдесят футов… Если бы галеон не лежал на боку, то его грот-мачта торчала бы из-под воды.