Старая асьенда доньи Ремедиос
Шрифт:
Капитан Фишер осмотрелся – проход между скалами был тупиковый, – и пробормотал сквозь зубы:
– Интересно, откуда здесь донное течение?.. Да ещё сильное.
– Это может быть, если в скалах есть проход, – тихо ответил сеньор Ромеро.
Капитан Фишер не ответил. Он отвернулся и закричал на матроса, нерасторопно, по его мнению, поднимающего из воды свинцовый пояс Мигеля.
Сеньор Ромеро приблизился к младшему сыну, готовящемуся нырнуть.
– Ещё раз повторяю… Настойчивая потребность сделать вдох – сигнал для всплытия
Серхио кивнул и прыгнул. Старый водолаз склонился над поверхностью, всматриваясь в воду.
Скоро Серхио вынырнул – без пояса, который он отстегнул в воде. Увидев его, матросы стали тянуть со дна сетку с бурыми невзрачными коралловыми образованиями – большими и маленькими. Капитан Фишер бросился к сетке, как ястреб. Матрос подал ему молоточек. Присев на плоту, капитан Фишер осторожно постучал по самому крупному из камней, потом снял отбитые скорлупки и куски. Под его руками блеснуло благородным сиянием, и скоро он очистил от кораллового камня несколько золотых браслетов, видимо раньше находившихся в связке. Капитан Фишер заулыбался, пряча браслеты на себе.
– Это надо немедленно показать дону Барреро, – сказал он, подхватывая с пола сетку с камнями. – И никому не слова… Слышите?
Вытряхнув всё из сетки к себе в шляпу, он отшвырнул сетку на палубу плота и, прижимая гору камней к груди руками, полез в шлюпку к капитану.
– Ныряйте, ныряйте! – крикнул он старому водолазу и приказал гребцам идти к бригу.
Капитану остаться с ныряльщиками он не предложил, возможно, намеренно. Поэтому капитан скоро оказался у брига и от нечего делать попросил матросов отвезти себя на берег залива. На берегу он снял сапоги, чулки и, закатав штаны выше колена, стал ходить по песку, поглядывая кругом.
Песок был вулканический, мелкий, серый пополам с чёрным. Светило солнце, и тёплый песок приятно грел уставшие от обуви ноги. Скоро из воды к капитану стали выбегать смешные розовые крабы. Капитан выбрал одного и приблизился к нему так, чтобы загородить собою солнце, и как только тень капитана упала на краба, тот замер, привстал на ножках и грозно поднял свои клешни, готовясь к обороне.
– Ты не прав, малыш, – сказал ему капитан больше для того, чтобы привести в порядок свои совершенно разбитые мысли. – Надо атаковать… Надо обязательно пытаться атаковать.
Капитан задумчиво посмотрел на матросов, сидящих у шлюпки – те старательно делали вид, что не глядят на него, но, когда капитан направился к пальмовой роще, стоявшей выше по берегу, один из матросов вскочил и пошёл за ним. Повернув назад и посмотрев в упор на матроса, который и не собирался отводить глаза, капитан сел на берегу. Перед ним в заливе стоял бриг, а за его спиной, за пальмовой рощей, – капитан прекрасно знал это, – тянулись бесконечные тёмно-зелёные горы, а далеко над ними дымился ядовитыми парами невысокий вулкан.
Капитан ещё посидел так какое-то время и вернулся на бриг.
Весь этот день на бриге нестерпимо воняло жареной рыбой. Рыба была на ужин: матросы рыбачили весь день и наловили её вдоволь. На полубаке лежали ныряльщики и делали, как капитан понял, вентиляцию лёгких: их долгий, протяжный свист был слышен по всему кораблю.
Ближе к ночи, уже стало темнеть, капитан вышел из своей душной каюты проветриться. Рыбой уже не пахло, а пахло хорошим кофе и крепкими сигарами, запах которых тянулся с капитанского мостика. Где-то на баке бренчали гитара и банджо, и раздавались звуки негромкого пения.
Капитан чуть прошёл по правому борту и наткнулся на старого водолаза. Испанец стоял у борта и, увидев капитана, в знак приветствия важно коснулся рукой своей широкополой шляпы. Капитан подошёл к нему и встал рядом, опять напрягая свою память, но внешне спокойный. Какое-то время они стояли молча, потом к ним подошёл младший сын старого водолаза. В руках он держал поднос, на котором лежали две сигары, и стоял зажжённый фонарь.
И когда старый водолаз, взяв одну сигару, предложил капитану вторую, капитан его неожиданно вспомнил: Гавана, тридцать восьмой год, дядя Пепе!
Капитан посмотрел в спину удаляющегося с пустым подносом Серхио и спросил:
– Как здоровье сеньориты Авроры?
– Сеньоры Авроры Гонсалес, – степенно поправил его дядя Пепе, он зубами откусил кончик своей «табакос» и сплюнул его за борт.
– Ваша племянница вышла замуж? – спросил капитан и тоже откусил кончик своей «табакос».
– Да, сеньор капитан… За испанца из Наварры, – медленно ответил дядя Пепе, он поднял фонарь с палубы, открыл его и принялся раскуривать свою сигару на огне фонаря.
Пустив облачко дыма, он передал фонарь капитану.
– Из Наварры? – невнятно переспросил капитан: он тоже стал раскуривать свою «табакос».
– Моя племянница долго не выходила замуж, пока не выбрала мужа по себе, – спокойно сказал дядя Пепе. – Теперь она с мужем живёт в Испании…
Капитан быстро вгляделся в водолаза, стараясь увидеть его глаза, но было уже слишком темно, а может быть, испанец просто прятал своё лицо, когда спокойно пояснил:
– Да, он похож на вас, сеньор капитан… Такой же светлый.
Капитан не знал, что на это ответить, и на несколько минут установилось молчание. Потом дядя Пепе неожиданно произнёс:
– Спасите моих сыновей, сеньор капитан… Скоро хефе Франсиско прикажет убрать свидетелей… Всех, кто видел галеон.
Голос старого водолаза был тих и спокоен, словно бы он обсуждал с капитаном позапрошлогодний урожай винограда в далёкой Испании.
****
На следующий день опять ныряли, и с самого утра из-под воды шли золотые монеты. На плоту теперь установили раскалённую жаровню, перед которой сидели ныряльщики и пили горячий чай. Они сделали уже двадцать погружений, и им требовался отдых.