Старая добрая война
Шрифт:
— Объясню, — кивнул Дмитрий. — В автокатастрофе погибла девушка, которую Рома любит, вернее, уже любил, и она его любила, они пожениться собирались.
— Это дочь Ухватова, что ли?
— Да.
— Черт, надо же так! Ром! Ты успокойся, а? Слезами, как говорится, горю не поможешь.
— А их, Алексей Сергеевич, слез-то и нет, как, впрочем, уже ничего нет. И никогда не будет.
— Ну, парень, какие твои годы…
— Не говорите так, — перебил его Рома и тут же спросил: — У вас водка есть?
Алексей Сергеевич посмотрел на Шрамко, но тот только молча пожал плечами.
— А хуже не будет, Ром? Как бы вразнос не пошел.
— Хуже, Алексей Сергеевич, мне уже не будет. Вразнос не пойду, обещаю, мне боль бы немного ослабить. Не могу, стальными клещами рвет сердце. Очень вас прошу!
— Ну, ладно.
Ковров достал из холодильника початую бутылку водки. Хотел налить стакан, но Роман взял бутылку в руки, выпил граммов триста, что в ней оставались, и даже не поморщился.
— А закурить есть?
— Ты ж не куришь.
— Уже курю.
— На, мне не жалко.
Роман прикурил сигарету, закашлялся, потушил ее в пепельнице.
— Не могу.
— Как теперь в училище идти, Рома? Как отметить увольнительную у дежурного?
— Как-нибудь. Пойдем, не могу я здесь.
— Вы уж извините нас, — сказал Шрамко, поднимаясь. — Спасибо вам за все, мы пойдем.
Курсанты переоделись и, попрощавшись с родителями однокурсника, вышли на улицу. До училища шли пешком. Шрамко внимательно следил за Серединым. Тот ушел в себя и молчал. Молчал и Дмитрий.
У входа в штаб их встретил стажер, курсант из одиннадцатой роты:
— Рома?! Ты не охренел, в таком виде являться в штаб?!
— Не трогай его, Витя, — сказал Шрамко.
— Так ведь дежурный сразу вычислит, что он пьян. Давайте ваши увольнительные и проваливайте в расположение. Я отмечу их и потом через кого-нибудь передам в роту.
Но отметить по-тихому не получилось. Из штаба вышел помощник дежурного, недавно прибывший из другого училища старший лейтенант:
— Что я вижу? И кто это у нас такой борзый пить в увольнении и еще в штаб иметь наглость припереться?
— Отвали, старлей! — процедил Середин.
— Что? — взорвался тот. — Ты вообще страх потерял, курсант, или мозги оставил в пивной или где ты водку жрал?
— Сказал, отвали, — уже с угрозой проговорил Роман.
Шрамко попытался объясниться с помощником, но того как ветром сдуло. Вместо него появился дежурный, подполковник Гукалов:
— В чем дело? Ага! Понятно. Всем в комнату дежурного!
Середин первым зашел в штаб. Старшего лейтенанта не было, но появился начальник училища. Уж что он делал в субботу на рабочем месте, неизвестно.
— Середин?
— Так точно, товарищ генерал.
— Очень приятно. К тебе по-человечески, а ты?
— Разрешите обратиться, товарищ генерал-майор, — вышел вперед Шрамко. — Сегодня вечером на восточной трассе произошла автокатастрофа.
— Слышал. И что?
— В ней погибла девушка Середина, Алина.
— Вот как? — Начальник училища задумался, потом неожиданно приказал: — Середина до утра понедельника на гауптвахту! Приказ ясен, Юрий Петрович? — взглянул он на подполковника Гукалова.
— Так точно, товарищ генерал-майор.
— Но за что? — воскликнул Роман. — За то, что у меня…
— Отставить, курсант! Я отправляю тебя на гауптвахту за нарушение дисциплины, и… чтобы ты не наделал глупостей. В твоем состоянии можно пойти на все. По поводу же девушки прими мои соболезнования. Все, дежурный, вызывайте караульных и начальника караула. В понедельник Середина заберет командир роты, и ко мне после развода. Впрочем, с капитаном Черненко я поговорю сам.
Начальник училища ушел, а прибывшие караульные во главе с начальником караула увели Середина. Шрамко проводил друга до караульного помещения:
— Держись, Рома!
Середин не ответил.
Глава третья
Три года спустя. Северный Кавказ
Надрывая двигатель, БМП-2 прошла наконец серпантин и вышла на плато. Сидевший на броне в окружении трех солдат взвода старший лейтенант Середин вызвал на связь командира блокпоста, стоящего на высоте 102,1, своего друга еще по училищу старшего лейтенанта Шрамко:
— Пихта, Я — Ольха! Как слышишь?
— Слышу тебя, Ольха! А наблюдатели видят, — ответил Дмитрий.
— Иду к тебе.
— А я думал, к погранцам.
— Напрасно думал. До встречи.
— Давай, встречаем.
БМП-2 взвода Середина прошла километр по испещренному оврагами, балками, покрытому валунами и камнями плато, миновала селение Марты, которое механик-водитель решил обойти, на главной улице было много детей, копавшихся в пыли, не дай бог, зацепишь или заденешь кого. После селения механик прибавил обороты, ловко маневрируя между балками. Пройдя еще два километра, БМП прошла открытые ворота из бруса и колючей проволоки, сразу свернула вправо и, объехав полевую кухню, позицию третьего отделения, встала, качаясь у массивной железной двери большого квадратного здания с косой крышей, построенного из железобетонных блоков. Вместо окон — бойницы, никакой штукатурки, сверху видны крупные швеллера усиления бетонной крыши. Такому зданию не страшны минометные обстрелы, орудия БМП, крупнокалиберные пулеметы БТРов и попадания выстрелов гранатометов, если, конечно, снаряд, патрон или граната не попадут в бойницу.
Середин с бойцами спрыгнул с брони. Из люка вылез механик-водитель, сняв шлемофон, протер полотенцем грязное лицо.
Из здания через скрипучую дверь к ним вышел старший лейтенант Шрамко:
— Привет, Рома!
— Привет! Как ты тут? От скуки еще не воешь по вечерам вместе с шакалами?
— Нет. Нахожу занятие.
— Нарды?
— Не только. Тебя чего прислали-то?
— А ты не рад?
— Рад, но понять не могу, для чего тебя послали на этот богом забытый пост.
— Тебе разве не сообщили?