Старая добрая война
Шрифт:
— Говори, Эдя, по порядку. Начни с того, что ты сегодня, в субботу, 12 апреля, имел при себе два пакетика кокаина, чтобы… и далее по теме.
Рудин сказал все, что требовалось, и, закончив монолог, спросил:
— Все? Я могу уехать?
— Можешь. Одно предупреждение. Господин Ухватов сегодня должен вывезти, наверное, уже вывез семью в загородный дом в Ромашкино. Так вот тебя там не должно быть, равно как и вообще рядом с Алиной. Это понятно?
— Понятно!
— А теперь проваливай, недоносок!
Роман повернулся к Шрамко:
— Шрам! Мы обо всем договорились, освободи проезд.
— И ты не разрешишь мне на прощание «приласкать» эту гниду?
— Достаточно того, что ты уже сделал.
— Да? Ладно, как скажешь, — вздохнул Шрамко и сдал «девятку» назад.
Рудин хотел поднять пакетик, но Середин потребовал:
— Не трогать!
— Сам захотел толкануть? Или попробовать? — усмехнулся Эдуард.
— Мой друг, пожалуй, прав, сказать ему, чтобы занялся тобой?
— Да идите вы вместе с другом!
Эдик сел в «Хонду» и, рванув с места, быстро скрылся за поворотом.
— А что с наркотой делать будем? — подошел к Роману Шрамко.
— Как что? То, что с ней и следует делать. — Середин высыпал порошок на асфальт. Подхваченный легким ветром, он разлетелся по всей стоянке. Целлофан Рома выбросил в кусты. — Вот и все!
— Это ж сколько денег ты пустил на воздух, Рома?
— Не знаю и знать не хочу. Но Эдя точно кому-то будет должен довольно крупную сумму.
— Папаша даст.
— Это их дело.
— Уверен, что снял проблему?
— Он не дурак, этот Эдя. Понял, что, в случае чего, мы можем доставить ему очень много неприятностей. Так что, думаю, к Алине он больше не сунется. А это то, что надо.
— И все же следовало до кучи его отделать. А то как-то скучно вышло. Я ему и врезать от души не смог, хотя очень хотел.
— Все, Дим, закрыли тему с Эдуардом.
— И куда сейчас?
— Заедем, поужинаем в каком-нибудь кафе недорогом, вернем машину Алексею Сергеевичу, переоденемся, и в училище.
— А чего там делать?
— Сходишь на дискотеку, а я в казарме полежу.
— Ну, тогда в кафе заходить нет смысла. Валентина Григорьевна обязательно за стол усадит и накормит получше любого кафе. И отказываться бесполезно.
— Тоже верно, тогда к Ковровым.
Друзья сели в машину, выехали на ближайшую улицу микрорайона, и Шрамко повел «девятку» через город. Середин достал сотовый телефон, набрал номер Алины. Если не сможет ответить, то хоть SMS сбросит.
Но телефон девушки молчал. В принципе, это понятно, семья могла еще ехать до своего загородного дома, хотя до села Ромашкино от города было не больше тридцати километров. Оно располагалось на высоком живописном берегу Оки, окруженное девственными лесами, прудами и озерами. Хорошее место, дорогая земля. Но Ухватов мог себе позволить подобную роскошь.
Ребята поставили «девятку» в гараж, прошли в дом Ковровых. Валентина Григорьевна, как и предполагал Дмитрий, тут же отправила их мыть руки, сама же накрыла на стол. Во время ужина Алексей Сергеевич включил телевизор, который ютился на крохотной кухне в подвешенном состоянии, и начал щелкать пультом.
— Что ты там ищешь, Леша? — спросила Валентина Григорьевна.
— Наше, местное телевидение.
— Сдалось оно тебе! Какие у нас могут быть новости? У нас, если что происходит, власти предпочитают замалчивать. Вон недавно на проспекте дорожное полотно обрушилось, и в яму машина угодила, об этом знали все, кроме местных журналистов.
— Это потому, что обошлось без жертв. И проспект за ночь заделали.
— Или ты хочешь узнать, сколько Министерство культуры затратило денег на ремонт и покраску забора в селе, где родился знаменитый писатель? Так я тебе и без телевизора скажу, Ольга, что в администрации работает, говорила, десять миллионов рублей.
— Сколько? — на мгновение оторвался от пульта Ковров.
— Десять миллионов рублей.
— Это за тот забор, что дом писателя окружает?
— Причем только с трех сторон, сзади забора нет, так как там спуск к реке.
— Ни хрена! Да за десять миллионов все заборы в области покрасить и отремонтировать можно.
— Краска, наверное, особенная, откуда-нибудь из Австралии завезенная.
— Прикарманили бабки, — проговорил со злостью Ковров, всю жизнь горбатившийся на тяжелом производстве и сейчас получавший копеечную пенсию, — а аппетиты у наших чиновников, как у акул. Сволочи! И кого же вы, ребятки, защищать собираетесь?
— Ну, уж точно не чиновников, Алексей Сергеевич, а таких, как вы и Валентина Григорьевна.
— Эх, помню, в каком почете раньше офицеры были. Сам хотел в военное училище поступать. Куда там! У нас в каждом не менее десяти человек на место было. А вот и наш канал. Кажется, что-то случилось, мост показывают, пролом, ух ты, внизу перевернутая машина, сделаем погромче.
Кухню заполнил голос диктора:
«…таким образом, водитель, скорее всего, зацепив обочину, не справился с управлением машины, и она, пробив отбойник моста, рухнула на бетонные волнорезы. Повторяю, сегодня в 17 часов 40 минут на двадцать втором километре восточного шоссе произошла автомобильная катастрофа. С моста на волнорезы реки Оки рухнул «Мерседес», государственный номер… принадлежавший известному в городе предпринимателю и меценату Ухватову Максиму Юрьевичу. Сам Ухватов, его дочь Алина Максимовна и водитель Ивашов Иван Георгиевич погибли на месте. Супруга Ухватова умерла по пути в больницу. Сейчас мы передадим слово представителю ГИБДД…»
— Этого не может быть, — проговорил побледневший Середин и вдруг закричал не своим голосом: — Нет!!
— Что это с ним? — ахнула Валентина Григорьевна.
Шрамко сорвался с места, присел рядом с другом, сжал его в своих руках:
— Не надо, Рома. Успокойся.
— Отвали!
— И не надейся. Успокойся, сказал, мужик ты или нет?!
— Но ты же слышал, Алина погибла!
— Слышал, друг, я все слышал. Но разве ты можешь что-то изменить?
— Кто-нибудь может мне объяснить, что происходит с Романом? — выключив телевизор, спросил Ковров.