Старая роща
Шрифт:
– Заблудился, баешь? Негоже. Чего это на ночь глядя по лесу шатаешься, как медведь кружалый? Матушка-то, поди, блажью орет, места не находит…
– Не-е, она знает, что меня бабушка за мятой послала на Дальнюю поляну. Афанасьин день завтра…
Эту отговорку Матвейка с Игорьком придумали на случай провала, – откуда нелюдимый Тимофей-Леший может про этот старинный праздник знать?
– Чего ты городишь… Афанасий третьеводни был, солнышко в небе играло, по примете – к хорошему урожаю. А на днях подойдет святой Прокл, промокнет поле от росы – нелады, сеногнойная роса-то на Прокла. А мяту, чай на Троицу приносят, под тябло, под стол стелют – злых духов вывести. Так
Пришла пора сдаваться.
– Ах ты, на спор с другом? Вот назола! Ай-яй-яй…– закачал дед Тимофей осуждающе головой из стороны в сторону. – А если бы тебя Леший загрыз? Отчаянный. А чей ты теперь будешь? Миколы Никифорова сын? А… Мы же с его дядькой Васянькой в детстве были не разлей вода. Да, давненько это было, сто лет чай прошло, а кажется, вчера. – Суровое лицо деда Тимофея смягчилось. – Ладно, идем в избенку, угощу тебя свежим медком.
Леший вился вокруг Матвейки уже совсем дружелюбно, повиливая беззлобно лохматым рыжим хвостом. Вот бы Игорек видел!
В бревенчатой избенке, похожей на старую баню, было прохладно и пахло медом и воском. На топчане валялся бараний шубняк. В мутные стекла единственного окошка бились обессиленные шальные пчелы.
В деревянную плошку дед Тимофей отлил из кувшина тягучего золотистого меда.
– Протведай-ка малость. Липовый он, самый полезный. Мы ведь с Васянькой на первую германскую вместе уходили. Он-то пропал, сгинул где-то, ты, чай, знаешь, а я вот воротился. В ногу только ранетый. Угощайся, чего ж ты, а я чарочку медовонькой опрокину, раз такое дело. – Выпил дед смачно, рукавом вытер усы и бороду. – Дружны мы были с Васянькой-то. Без штанов по деревне в детстве шастали, по садам вместе лазили, озорники были те еще… И на пчельник залезали, да не попадались, как ты, ротозей! По девкам лытали. Он в этом деле шустрее оказался. Мы оба к бабке твоей, Катерине, ластились, красавицей она была видной, но выбрала Васяньку. Статный был мужик, степенный на вид. На кулаках из-за нее с ним дрались не раз, а то… Я, знамо дело, покрепче был, коренастый, хоть и невысокий. Бока ему вдоволь намял, да что толку-то? А как вышло… Война началась с германцем. В некрута нас и забрили. Уходили вместе, в один день. Девки «сормача» горланили на прощание, слезы вышибали у родни. Катерина, знамо дело, больше всех причитала, кручинилась, будто чуяла чего-то. Спотыкнулась на горе Великанихе. А это, почитай, все. Нехорошая примета.
И воевали мы с Васянькой вместе. Попали на австрийский фронт. В пятнадцатом при отступлении в Галиции оглушило его гранатой. Свалился в траншею. Выручить его не было никакой возможности. Еле сами ноги унесли. Улепетывали мы тогда от австрийца, как зайцы от охотников, патронов было по одному на две винтовки. С той поры он и пропал, Васянька-то. Я жалел потом, локти кусал – остаться надо было с ним, вместе кручину перенести легче. Но это потом… Слухи ходили, будто бы он в плен попал, выжил, но не мог домой вырваться. Да ты об этом лучше бабку расспроси. Рвался я и на вторую войну с немцами-то. А что, мне тогда и полста еще годков не исполнилось. Думал, пройду по Германии да по Австрии, про Васяньку поспрашиваю, я немецкий знал мал-мало. Да не взяли, нога у меня правая, ранетая, плохо действовала. Ну а Катерина, бабка-то твоя, пока я по госпиталям мыкался, успела замуж выйти за твоего деда Ивана, брата Васяньки. А что ей было делать? Муж сгинул, ребятни орава – или побираться да с голоду помирать, или за мужика зацепиться. Что там говорить, ягодка была! Это теперь она пообносилась, худющая, что ветошь, стала.
Ну, – взглянул
Матвейка замер: неужели посадит его под замок в омшаник дед Тимофей и оставит наедине с кусачим псом на ночь?
– Ты чего оробел? – оглянулся удивленно тот. – А… слышал я басни про себя. Никакое я не чудище лесное, хочу вот гостинец с приветом твоим родителям передать, пусть помянут добрым словом Васяньку-то, хороший был мужик.
…Из Старой рощи Матвейка принес не только пучок пахучей мяты, но и пчелиную рамку с липовым медом.
«Игорек Старцев ахнет, – думал он. – Три дня будет с открытым ртом ходить…»
Глава вторая Встреча
– И-и-го-орь!..
Он мгновенно проснулся, выскочил из шалаша и побежал с полной выкладкой в ту сторону, откуда донесся крик друга о помощи. Он бежал напрямую, не обращая внимания на густые заросли крапивы, обжигающей лицо и руки, не чувствуя острых уколов репейника. Только прикрывал ладонью глаза от хлестких ударов гибких веток орешника, царапающих щеки шершавыми листьями.
Во рту пересохло. Здесь, на мелколесье, было жарко и сухо, в спину палило безжалостно июльское солнце. Заходилось сердце, сбивалось дыхание, как там, в горах. И пульсировала бешено в голове единственная мысль: успеть! Он хорошо знал, что делали «духи» с пленными. Бывало, попав в окружение, из которого не вырваться, ребята подрывали себя гранатой. Последней.
Он должен успеть.
Правая рука потянулась за спину, где должен был висеть на истертом ремне «калаш» с полным рожком. Но, к ужасу Игоря, ничего не нащупала. Он потрогал пояс – ни одной гранаты… Забыл в спешке? Но ни разу, даже во сне, не забывал он оружия. Ладно, сейчас выскочит на мгновенье из укрытия, отвлечет «духов» на себя, а там посмотрим.
Выбежав на мелколесье, он остановился. Впереди было открытое пространство. Игорь непонимающе покрутил головой по сторонам: почему так тихо вокруг? Он еще не слышал ни одного взрыва, ни одного выстрела. Ни шума «вертушки», ни гула самолета. Ослепительно желтые краски постепенно тускнели, растворялись в густой зелени серо-коричневые горы, и каменистая долина, по которой он бежал на выручку другу, вдруг превратилась в широкую лесную просеку. Стрекотали кузнечики, звенели комары, беззаботно куковала в стороне кукушка, тренькал бодро дятел, и лениво посвистывали синички…
На краю оврага раздвинулись ветки осиновой поросли, и из них вылез Матвей Никифоров. Вид у него был совсем мирный: гражданская в синюю клетку рубашка, на голове странная шляпа из связанных лопухов. В руках он держал бережно рыжеватый живой комочек:
– Вот, посмотри, лисенка нашел! В яму попал на дне оврага. Пищал страшно, я думал, ногу сломал. Кусался, но теперь ничего, успокоился…А ты чего такой взбудораженный?
– Ты звал меня, чтобы лисенка показать?
– Не только. На той стороне оврага я наткнулся на нетронутый малинник. Ягоды от спелости осыпаются. – Матвей, улыбаясь, протянул Игорю зверька. – Хочешь подержать?
– Что? – Игорь рассеянно смотрел на друга, не сразу поняв, что тот хочет от него. – Пошел ты со своим лисенком! – Сорвал горстку листьев с ветки липы, сунул в рот, начал с жадностью жевать. – Здесь есть где-нибудь вода?
Игорь ощущал неловкость перед Матвеем. Он видел по глазам, что тот понял его состояние, сочувствовал ему, и это еще больше его злило. Ничего, это Старая роща его расслабила, сейчас все пройдет.
– Там, в овраге, по тропинке направо Студеный ключ…
– Помню!..