Старая сказка
Шрифт:
С тропинки долетел могучий детский рев. Пожилая женщина поспешила на помощь, когда рыбак с женой внесли в дом двух малышей. Мальчик кричал так, что у него покраснело личико. А вот маленькая девочка обмякла на руках у рыбака, как мертвая.
Старуха сразу передала малыша Маргерите.
— Ты должна покормить его. Я знаю, это больно, но так будет лучше для вас обоих. Корми его столько, сколько сможешь вытерпеть.
Жгучая боль пронзила Маргериту насквозь, когда сын жадно присосался к ее груди, но она стиснула зубы и приготовилась держаться изо всех
— Что случилось? — вскричала Маргерита.
— У нее очень слабое сердечко, — ответила старуха. — Но не бойся. Здесь вы в безопасности. Корми пока сына, а я сейчас вернусь.
— Не оставляйте меня одну!
— Я ненадолго.
Пожилая женщина взяла со стола нож, подхватила с пола корзинку и вышла. Маргерита лежала неподвижно, поддерживая голову сына, со страхом и тоской глядела на безвольное тело дочурки. Та выглядела совершенно беспомощной и хрупкой.
Через несколько минут ворожея вернулась. Корзинка была полна трав и цветов. Она вынула из нее букет пурпурно-синей наперстянки. У Маргериты сжалось сердце. Ее бабушка всегда называла наперстянку «колокольчиками мертвеца» или «ведьмиными рукавицами». Старуха оборвала лепестки со стебля и бросила их в горшок, долила немного вина и поставила на огонь.
— Что вы делаете? — ахнула Маргерита, глядя, как ворожея берет на руки обмякшее тельце дочери.
— Это чай из наперстянки, — пояснила та. — Он полезен для сердечка. Не бойся, я дам ей совсем немного. Для начала — чайную ложечку.
Она осторожно влила ложку настойки в ротик малышки, массируя горлышко и грудь, чтобы ей было легче проглотить. Поперхнувшись, девочка закашлялась и заплакала. Улыбаясь, старуха запеленала ее, а потом завернула в мягкое белое вязаное одеяло и уложила под бок Маргерите.
— Вот так, моя маленькая овечка. А теперь попей молочка.
Маргерита с опаской поднесла ротик дочки к своему соску. Ворожея забрала у нее сына, ловко переменила запачканную пеленку, завернула его в чистое белое одеяло и вернула Маргерите. Малыш быстро заснул, и губы его сложились в удовлетворенную улыбку.
По щекам Маргериты потекли слезы, но ей оставалось лишь смаргивать их, поскольку руки были заняты детьми. Ее собственными крохами. Маргерита с трудом верила в это. Она плакала от радости, и к этому чувству примешивалось боль и переутомление. Пожилая женщина улыбнулась, вытерла ей слезы уголком платка и поднесла к губам чашку теплого травяного чая.
— Как мне благодарить вас? — спросила девушка.
— Поправляйся и опять будь сильной и здоровой, — сказала старуха. — Похоже, ты потеряла много крови и сильно исхудала. Ты должна позаботиться о себе, чтобы твои дети не остались без матери.
— Я даже не знаю, как вас зовут.
Пожилая женщина улыбнулась.
— Ты можешь называть меня Софией.
Она принесла Маргерите чашку рыбного бульона.
— Ты должна набираться сил. Господь свидетель, они тебе понадобятся, чтобы вырастить двух малышей. Как ты их назовешь?
Маргерита опустила взгляд на две маленькие головки, одну — темную, другую — огненно-рыжую. Они были совсем еще крошечными и нежными, а их кожа — мягкой и гладкой, как лепестки роз.
— Пожалуй, я назову ее Розой, — сказала она, вспоминая скелеты, лежащие в подвале башни. Будет несправедливо, если они останутся забытыми навсегда. — И, может быть… если вы не возражаете… я назову ее Софией, как вас?
— Я почту это за честь, — ответила пожилая женщина.
— Роза-София, — прошептала Маргерита и наклонилась, чтобы поцеловать темноволосую головку.
Затем она перевела взгляд на сына. Как же назвать его — Лучо, в честь отца? Алессандро, в честь деда? Но нет, пусть у него будет собственное имя. И тут в голову ей пришла одна идея.
— Рафаэль, — прошептала она. Ангел исцеления и имя любимого художника Лучо. Она вспомнила, как он описывал ей картину с Мадонной на лугу в окружении цветов и с двумя херувимчиками у ног. — Рафаэль-Лучо, — сказала она и крепко прижала сына к себе.
В ту ночь ей снова приснился Лучо. Он брел по лесу, выставив перед собой руки, натыкаясь на деревья, и глазницы его были полны засохшей крови.
Маргерита проснулась от собственного крика.
— Лучо!
— Ш-ш, тише, — стала успокаивать ее София. — Тише, иначе ты разбудишь детей.
— Лучо… Ему плохо. О, я должна найти его!
— Сейчас тебе никуда идти нельзя, — сказала София. — Пройдет еще не один день, прежде чем ты хотя бы сможешь встать на ноги. Смотри, ты разбудила малышей. Давай-ка я их успокою.
— Не могут же они снова проголодаться? — не веря своим ушам, пробормотала Маргерита, когда тоненький младенческий плач наполнил комнату.
— Могут, и еще как, — отозвалась София. — Ты еще успеешь убедиться, что в первые недели жизни они только и делают, что едят, мои славные крошки!
Маргериту снедала тревога. Всей душой она стремилась как можно скорее отправиться на поиски Лучо, но едва могла встать и дойти до ночного горшка. Близнецы же, такое впечатление, плакали не переставая. Рафаэль ел жадно и быстро засыпал, а вот Роза обладала беспокойным характером. София заварила ей чай из ромашки и дала его малышке с ложечки, а потом взяла на руки и принялась баюкать, негромко напевая колыбельную, пока девочка не заснула.
— Не представляю, как бы я справилась без вас, — сказала ей как-то Маргерита.
— Не будь ты сильной и благоразумной девушкой, вы втроем могли бы запросто погибнуть в горах, — ответила София. — Немногие способны на такое мужество, как ты. Отдыхай, а завтра, если будет тепло, я разрешу тебе выйти и посидеть на солнышке.
— Я должна найти Лучо!
— Найдешь, как только вы втроем поправитесь.
Маргерита не стала спорить и, доверившись старой ворожее, закрыла глаза и уснула. На этот раз ей снилось, что она поет.