Старая столица
Шрифт:
— И я о многом передумал. Особенно после встречи с вашей дочерью в ботаническом саду.
— …
— Извольте хотя бы взглянуть на пояс. Не понравится, возьмите ножницы и разрежьте его на куски.
— Показывай, — буркнул Такитиро. — Эй, Тиэко, поди-ка сюда.
Тиэко, сидевшая за конторкой рядом с приказчиком, сразу же откликнулась на зов.
Насупив густые брови, сжав губы, Хидэо с решительным видом положил на циновку сверток, но его пальцы, развязывавшие фуросики, слегка дрожали.
— Взгляните, барышня, это пояс по рисунку вашего отца, — обратился он к Тиэко с поклоном и замер. Тиэко
— Ах, верно, рисунки Клее подсказали вам, отец, этот эскиз? Там, в Саге?
Она отвернула еще немного и приложила к коленям.
— Замечательно!
Такитиро молчал, состроив кислую мину, однако же в глубине души был поражен памятью Хидэо, запомнившего рисунок до последней черточки.
— Отец! Пояс в самом деле чудесный, — воскликнула Тиэко с нескрываемым восхищением.
Она пощупала пояс и, повернувшись к Хидэо, сказала:
— Добротно выткано.
— Благодарю, — ответил Хидэо, потупившись.
— А можно весь поглядеть?
Хидэо кивнул.
Тиэко встала и во всю длину развернула пояс на полу. Потом положила руку отцу на плечо и принялась разглядывать работу Хидэо.
— Ну как, отец? — спросила она.
— …
— Разве он не хорош?
— Тебе в самом деле нравится?
— Да, спасибо вам, отец.
— А ты погляди на него повнимательней.
— Рисунок новый, необычный… Пояс чудесный, нужно только подходящее кимоно… Прекрасная работа!
— Вот как? Ну, если тебе он понравился, поблагодари Хидэо.
— Спасибо вам, Хидэо. — Она поклонилась.
— Тиэко, — обратился к ней отец. — Чувствуется ли в узоре на поясе гармония, душевная теплота?
Вопрос Такитиро застал девушку врасплох.
— Гармония? — переспросила она и снова поглядела на пояс. — Вы сказали «гармония»? Ну… это зависит от кимоно и от человека, который будет пояс носить… Правда, последнее время нарочно стали придумывать одежду с дисгармоничным узором…
— Угу. — Такитиро кивнул. — Видишь ли, когда я показал свой рисунок Хидэо и спросил его мнение, он ответил, что в нем нет гармонии. И я выкинул его в речку около их мастерской.
— …
— И все же Хидэо выткал пояс в точности по моему рисунку. Разве что расцветку нитей подобрал несколько иную.
— Простите за вольность, господин Сада. — Хидэо вновь поклонился. — Барышня, не сочтите за труд, примерьте пояс, — обратился он к Тиэко.
— На это кимоно?.. — Тиэко поднялась с циновок и обернула пояс вокруг талии. И сразу же вся ее прелесть проступила необыкновенно ярко. У Такитиро просветлело лицо.
— Барышня, это произведение вашего отца! — воскликнул Хидэо. Глаза его радостно сияли.
ПРАЗДНИК ГИОН
Тиэко вышла из дому с большой корзиной для провизии. Она направилась вверх по улице Оикэ к харчевне «Юбахан» в квартале Фуя, но невольно остановилась, заглядевшись на небо. Весь небосвод от горы Хиэй до Северной горы полыхал, будто охваченный пожаром.
Летом день долог; еще слишком рано для вечерней зари, да и сам цвет неба не производил грустного впечатления, как это бывает перед закатом. Языки пламени бушевали в небе, разливаясь во всю его ширь.
— Ах, да что же это такое?! Никогда не видела… — Она вынула зеркальце и поглядела на свое лицо, окруженное в
Горы Северная и Хиэй казались темно-синими на фоне красного неба.
В харчевне «Юбахан» для Тиэко уже были приготовлены высушенные пенки бобового молока, а также ботан юба и яватамаки.
— Добро пожаловать, барышня, — приветствовала Тиэко хозяйка харчевни. — Столько заказов по случаю праздника Гион — ни минутки свободной. Даже на старинных клиентов едва хватает времени, а остальным приходится просто отказывать.
Эта харчевня работает исключительно по заказам. В Киото есть такие заведения, кондитерские в том числе.
— Поздравляю вас с праздником, барышня, и благодарю — вот уже сколько лет нас не забываете. — Хозяйка доверху наполнила корзину Тиэко. Она положила яватамаки и ботан юба — трубочки из высушенных пенок бобового молока: первые — с листьями лопушника, вторые — с плодами дерева гинкго.
Харчевне «Юбахан» уже более двухсот лет. Она счастливо избежала пожаров, которые прежде часто случались во время праздников огня, и сохранилась в прежнем виде — лишь кое-где немного подновили: в оконце на крыше вставили стекло да печи, в которых готовили бобовые пенки, обложили кирпичом — прежде они были похожи на обыкновенные корейские каны [35] .
35
Корейские каны — приспособление под полом для обогревания дома, представлявшее собой вырытую в земле канавку, в которой жгли топливо.
— Раньше, когда пользовались углем, сажа попадала на пенки, поэтому теперь мы заменили уголь опилками, — объяснила ей однажды хозяйка.
Из котлов, отгороженных друг от друга квадратными медными листами, ловко извлекали палочками из бамбука слегка затвердевшие пенки бобового молока и подвешивали на бамбуковые перекладины. По мере того как пенки высушивались, их перекидывали с нижних перекладин на верхние.
Тиэко прошла в глубину кухни, где был старинный опорный столб. Она помнила, как мать всякий раз поглаживала его, когда они приходили сюда вместе.
— Из какого он дерева? — спросила Тиэко у хозяйки.
— Из кипарисовика. Он высокий, до самой крыши, и прямой, как стрела.
Тиэко ласково коснулась столба и вышла наружу. На обратном пути она услышала громкую музыку: репетировали музыканты, готовясь к празднику Гион.
Приезжие из провинции привыкли считать, что праздник Гион длится всего один день — семнадцатое июля, когда по городу движется процессия ямабоко [36] . Жители Киото обычно собираются у храма накануне — в предпраздничную ночь.
36
Ямабоко — нарядно изукрашенные ковчеги, имитирующие по форме гору, на которых сложены алебарды, мечи, различный храмовой реквизит. Украшением ковчегов служат и куклы, изображающие богов, известных литературных героев и т. п.