Старик Хоттабыч (ред. 1938 года)
Шрифт:
Старший отвечает:
— Мы ему служим три тысячи пятьсот лет.
Я, признаюсь, думаю, что ослышался. Переспрашиваю:
— Сколько, говоришь, лет? Он отвечает:
— Сколько я сказал, столько мы и служим. Три тысячи пятьсот лет.
Остальные трое головами кивают: дескать, правильно старший говорит.
Батюшки, думаю, мало мне одного сумасшедшего, ещё четверо подвалили!
Но разговор продолжаю:
— Что это, говорю, за безобразие! Столько лет служите, а вам хозяин
Старший отвечает:
— Мы к спецовке не привыкли. Мы даже не знаем, что это такое.
Я тогда говорю:
— Очень странно мне слышать такие слова. Тем более от человека с таким приличным производственным стажем. Вы, вероятно, нездешние? Вы где постоянно проживаете?
Тот отвечает:
— Мы сейчас из Аравии.
Я говорю:
— Тогда мне всё понятно. Вот седьмое купе. Постучите.
Моментально выходит тот самый старичок, и тут все его чёрные служащие падают на колени и протягивают ему свои кушанья и напитки. А я отзываю старичка в сторону и говорю:
— Гражданин пассажир, это ваши сотрудники? Старик отвечает:
— Да, мои.
Тогда я ему говорю:
— Они без билетов едут, за это с них полагается штраф. Вы как, согласны уплатить?
Старик говорит:
— Согласен хоть сейчас. Вы только скажите сколько.
Я вижу, старичок довольно благоразумный, и шёпотом ему объясняю:
— Тут у вас один сотрудник от вашей неслыханной эксплуатации ума лишился. Он говорит, что служит у вас три с половиной тысячи лет. Согласитесь, что он сошёл с ума.
Старик отвечает:
— Не могу согласиться, поскольку он не врёт. Да, верно — три тысячи пятьсот лет. Даже немножко больше.
Я тогда старику заявляю:
— Бросьте меня разыгрывать! Это довольно глупо в вашем возрасте. Платите немедленно штраф, или я их ссажу на ближайшей станции. И вообще вы мне подозрительны, что ездите без багажа в такой дальний путь.
Старик спрашивает:
— Это что такое — багаж? Я отвечаю:
— Ну, узлы, чемоданы и так далее. Старик смеётся:
— Что же вы,- говорит,- о кондуктор, врёте, что у меня нет багажа! Посмотрите, пожалуйста, на полки.
Смотрю, а на полках полным-полно багажа. Только что смотрел — ничего не было. И вдруг на тебе — масса чемоданов, уйма узлов.
Я тогда говорю:
— Тут, гражданин пассажир, что-то неладно. Платите поскорей штраф, а затем я на следующей остановке приведу сюда главного — пускай разберётся. Я что-то перестаю понимать, в чём дело.
Старик опять смеётся:
— Какой штраф? За кого платить штраф?
Я тогда стал совсем злой — поворачиваюсь, пальцем показываю на коридор,
Старик говорит:
— Идите, о кондуктор, ложитесь спать. Я ему отвечаю:
— Раз я на дежурстве, я не имею права спать. Старик говорит:
— Ну и лазить ночью в купе вы тоже не имеете права. Идите, пожалуйста. Яблочка хотите на дорогу?
Смотрю, а на столике корзина с фруктами, жареная баранина, пять бутылок лимонада.
Так я и ушёл. Ухожу и вижу — старик надо мной смеётся и ребятишки тоже надо мной смеются.
Теперь ты понимаешь, Кузьма Егорыч, почему я тебя разбудил? Что? Пахнет вином? Да ну тебя, Кузьма Егорыч, ведь я даже рюмочки со вчерашнего дня не выпил! Что говоришь: рюмочки не выпил, а стаканчика два небось принял? Ай-яй-яй, Кузьма Егорыч, уморил! Давай-ка споём песню… Что? Нельзя петь, пассажиров разбудим? Ладно, ладно, лягу спать. Я, брат Кузьма Егорыч, человек смирный. Лечь спать? Пожалуйста, с удовольствием лягу. Спокойной ночи, Кузьма Егорыч.
За час до прибытия поезда в Одессу проводник пришёл в седьмое купе убирать постели. Хоттабыч его угостил яблоками.
— В Москве, наверное, покупали, в гастрономе? — с уважением спросил проводник и спрятал яблоки в карман для своего сынишки.- Редкая в это время года вещь — яблоки,- продолжал он вежливо.- Большое вам мерси, гражданин.
Было очевидно, что он ничегошеньки не помнил о том, что произошло в его вагоне на перегоне Нара — Малый Ярославец.
Когда он покинул купе, Серёжа восхищённо крякнул:
— А молодец всё-таки Волька!
— Зачем это слово «всё-таки»,- отозвался Хоттабыч.- Это слово бесспорно излишне. Волька ибн Алёша явный молодец, и внесённое им тогда предложение достойно всяческих похвал.
Так как читателям нашей повести, возможно, не совсем понятен смысл приведённой только что беседы, спешим разъяснить.
В ту памятную ночь, когда разъярённый и сбитый с толку проводник покинул седьмое купе, Волька, опасаясь, как бы тот не разболтал о происшедшем, обратился к Хоттабычу с вопросом:
— Можешь ли ты сделать так, чтобы этот человек вдруг стал пьяным?
— Это сущий пустяк для меня, о Волька.
— Так сделай это, и как можно скорее. Он тогда завалится спать, а утром проснётся и ничего не будет помнить.
— Превосходно, о умница из умниц! — согласился Хоттабыч и махнул рукой.
Это произошло как раз в тот момент, когда потрясённый проводник в последний раз дыхнул в лицо своему сменщику Кузьме Егорычу.
XXXVIII . Неизвестный парусник