Старик Хоттабыч (ред. 1938 года)
Шрифт:
Но Хоттабыч понял объяснения Вольки очень своеобразно. Он недружелюбно посмотрел в сторону кондуктора и жёстко сказал:
— Теперь для меня окончательно ясно, что это не только странный, но и очень неискренний человек.
XXXVII . Рассказ проводника международного вагона скорого поезда Москва — Одесса о том, что произошло на перегоне Нара — Малый Ярославец (Рассказан проводником его сменщику, спавшему во время этого путешествия)
— Нет, ты, Кузьма Егорыч, как хочешь, а я трезвый. Я даже рюмочки со вчерашнего дня не выпил. Нет, уж ты,
Я ведь это всё к тому, чтобы ты не подумал, что я тебя разбудил с пьяных глаз. Я тебя, Кузьма Егорыч, потому разбудил, что только что произошёл в нашем вагоне удивительный, совершенно непохожий случай.
Вот что, понимаешь, случилось. Постелил я, как полагается, всем постели и, между прочим, постелил в седьмом купе. А там, понимаешь, едет бородатый старичок в чудной соломенной шляпе и при нём трое парнишек — скорее всего, я так думаю, однолетки. И при них, понимаешь, ни капли багажа. То есть ну ни-ни! Будто они не в Одессу едут, а в театр или там, скажем, в кино.
Тут я соображаю, что скорее всего это воры. А где доказательства, что воры? Таких доказательств у меня нету, что они воры. Ладно, думаю, придётся за ними последить.
А тут ещё один из мальчишек, такой белобрысенький, весь в веснушках, спрашивает:
— Товарищ,- говорит,- проводник, как,- говорит,- пройти в вагон-ресторан?
Я, конечно, моментально отвечаю, что нет у нас в поезде вагона-ресторана, но можно, говорю, утречком предложить вам чаю с сухарями. Тут мальчик смотрит на старика, старик ему глазом моргает, мальчик и говорит:
— Ну ладно, мы и без вашего чаю обойдёмся, раз нет вагона-ресторана.
Интересно, думаю, как это вы до самой Одессы обойдётесь без моего чаю и без вагона-ресторана. И ухожу в наше купе, но двери у нас не захлопываю, а только прикрываю, чтобы оставалась щёлочка.
А уже в вагоне все давно спать улеглись, и уже во всех купе граждане и пассажиры храпят и третьи сны видят. И только в седьмом купе всё «шу-шу, шу-шу» — разговаривают. Что именно говорят, мне не слышно, но только мне определённо слышно, что о чём-то разговаривают.
Потом вдруг открывается ихняя дверь, и из неё высовывается тот самый старичок, того не замечает, что я за ним слежу, снимает с головы свою шляпу эту соломенную… и что бы ты, Кузьма Егорыч, подумал, что этот старичок делает? Слово даю, не вру! Рвёт из своей причёски клок волос! Провалиться мне на этом месте, если вру!
Батюшки, думаю, сумасшедший! Вот уж, что называется, повезло. Принесло сумасшедшего аккурат в моё дежурство. Но, между прочим, молчу и жду, что будет дальше.
А дальше, оказывается, старик нахально рвёт этот самый клок волос на многие части и кидает на пол. А я, между прочим, перед тем только что подметал, и он у меня блестел, как стёклышко. А старик кидает этот мусор на пол и что-то про себя бормочет. Тут я всё больше убеждаюсь, что действительно этот пожилой пассажир — ненормальный и не миновать того, чтобы в Киеве его ссаживать. Уж, думаю, скандалу с ним не оберёшься! Может быть, он даже сию минуту начнёт кидаться на людей, стёкла бить или тому подобное. Смотрю: нет, ни на что не кидается, стоит смирно, бормочет. Побормотав малость, уходит в своё купе.
Скажите, пожалуйста,
И вдруг слышу, кто-то по коридору босыми ногами шаркает. Только не впереди, а позади меня. Тогда я понимаю, что кто-то с тамбура прошёл в вагон, и опять-таки страшно удивляюсь, потому что тамбур-то у меня во время движения всегда запертый.
Посмотрел я назад и… Вижу… идут с площадки четыре молодца, здоровые, как быки. Плечи во! Ручищи во! Губы красные, толстые. Глаза как тарелки. И что самое главное, эти граждане — чёрные-пречёрные, вылитые негры и притом совершенно голые. Только и есть на них одежонки, что тряпочки на бёдрах. Между прочим, босые.
Я ещё не очень удивляюсь. Предполагаю, это какая-нибудь африканская делегация, и они спросонок перепутали — потому, наверное, и голые.
Вылезаю из нашего купе и обращаюсь к ним:
— Граждане! Вы, вероятно, вагоны перепутали. Это, граждане, международный, и у нас тут все купе заняты.
А они хором:
— Молчи, неверный! Мы знаем, куда мы идём. Нам как раз сюда и нужно, куда мы идём.
Тогда я им говорю:
— Извиняюсь, в таком случае, граждане, попрошу ваши билетики.
Они мне опять хором:
— Не морочь нам головы, чужеземец, ибо мы спешим к нашему повелителю и господину.
Я говорю:
— Меня буквально поражает, что вы меня называете чужеземцем. Я советский гражданин. Это раз. А во-вторых, у нас господ давно нет. Когда-то, верно, были, а теперь, извиняюсь, все вышли. Это, говорю, два.
Их старший говорит:
— И мы тоже очень поражаемся, как наш господин не поразил тебя насмерть за твои дерзкие слова.
Я отвечаю:
— Ничего удивительного в этом не замечаю, поскольку в нашей стране если где ещё и застряли отдельные господа, то они молчат себе в тряпочку. А пока что, будьте добры, ваши билеты.
Их старший опять отвечает:
— Тебе должно быть стыдно, неверный! Ты пользуешься тем, что у нас руки заняты и что мы не можем вследствие этого убить тебя за твою безумную наглость. Это,- говорит,- нечестно, что ты этим пользуешься.
Тут я замечаю, что все четыре чёрных гражданина сверх всякой меры загружены всякой снедью. Один в руках держит тяжёлое блюдо, а на блюде жареный барашек с рисом. У другого в руках громадная корзина с яблоками, грушами, абрикосами и виноградом, хотя обращаю, Кузьма Егорыч, твоё внимание: ещё до фруктового сезона месяца два осталось. Третий на голове держит большую посудину в виде кувшина, и в этом кувшине что-то такое имеется. По запаху полагаю, что типа рислинг. У четвёртого в обеих руках по блюду с пирогами и пирожными. Я, признаюсь, даже рот разинул, а старший говорит:
— Лучше бы ты, неверный, показал нам, где тут седьмое купе, потому что мы должны выполнить поскорее нашу работу, а по неграмотности своей не разберём, где находится наш господин.
Я тогда начинаю догадываться, спрашиваю:
— Как он выглядит, ваш хозяин? Старичок такой с бородкой?
Они говорят:
— Он самый. Это тот, кому мы служим.
Я их веду к седьмому купе и по дороге говорю:
— Придётся с вашего хозяина взыскать штраф за то, что вы без билетов ездите. Давно вы у него служите?