Старик Хоттабыч (ред. 1938 года)
Шрифт:
— Ну да, предлагаем,- сказал Волька, а Женя снова подтвердил, что еды хватит на всех.
— Но ведь это слуги,- возразил Хоттабыч таким тоном, точно этими словами вопрос был исчерпан.
Однако, к его удивлению, ребята всё же остались при своём.
— Тем более что слуги,- сказал Волька,- не какие-нибудь спекулянты, а самые настоящие трудящиеся. Да ещё к тому же они по совместительству матросы.
— Тут какое-то прискорбное недоразумение,- заволновался Хоттабыч, смущённый дружным натиском со стороны ребят.- Я вторично прошу вас учесть, что это слуги.
— Меня нисколько не унизит,- быстро возразил Волька.
— И меня не унизит. Наоборот, будет очень интересно,- сказал, в свою очередь, Серёжа.
— И меня нисколечко не унизит,- присоединился к своим друзьям Женя, с нетерпением поглядывая на дымящуюся жареную индейку.- Зови их скорее, а то индейка остынет!
— Мне что-то не хочется есть, о мои юные друзья. Я буду обедать позже,- хмуро промолвил Хоттабыч и три раза громко хлопнул в ладоши:- Эй, слуги!
Слуги явились с низкими поклонами.
— Эти молодые господа милостиво изъявили желание отобедать вместе с вами, недостойными моими слугами.
— О великий и могучий повелитель! — испуганно простонал старший из слуг, падая ниц перед Хоттабычем и стукнувшись лбом о драгоценный ковёр.- Нам же совсем не хочется есть. Мы очень сыты. Мы настолько сыты, что от одной лишь цыплячьей ножки (тут у говорившего и у его товарищей глаза загорелись голодным блеском), что от одной лишь цыплячьей ножки наши желудки разорвутся на части, и мы умрём в страшных мучениях.
— Врут! — убеждённо прошептал Волька на ухо Серёже.- Голову отдаю на отсечение — врут. Они не прочь пообедать, но боятся Хоттабыча.
— Вот вы говорите, что сыты,- обратился к слугам Серёжа,- а скажите, пожалуйста, когда вы успели пообедать?
— Да будет позволено мне не отвечать на этот вопрос, о юный благородный мой господин,- ответил испуганно, косясь на Хоттабыча, старший слуга.
— Они ни за что не согласятся,- разочарованно сказал Женя.- Придётся, ребята, обедать без них.
Слуги, униженно кланяясь и бросая умильные взгляды на расставленные на столе яства, попятились к дверям и скрылись.
— Что-то у меня, к моему удовольствию, вдруг разыгрался аппетит,- бодро произнёс тотчас же Хоттабыч.- Приступим же поскорее к трапезе.
— Приступим,- ответил за всех Женя, буквально умиравший от голода.
Но приступить к обеду оказалось довольно трудно, ибо к столу не было подано ни одной вилки.
— Вилки? Что это такое: вилки?! — удивился Хоттабыч.
— То есть как это «что такое вилки»? — поразились, в свою очередь, ребята.- Вилки — это то, чем берут… ну хотя бы кусочек вот этой индейки и кладут её в рот.
— Вы хотите сказать, что вилки — это пальцы?
Сколько ребята ни бились, старик так и не понял, что такое вилки и зачем они нужны человеку, раз Аллах наградил его десятью пальцами.
Пришлось кое-как обходиться без вилок.
Обед прошёл скучно. Ребят страшно огорчили барские замашки Хоттабыча. А особенно они опечалились, когда узнали, что обнаруженная Волькой несколько часов тому назад конура предназначена не для пленных пиратов, а всё для тех же чернокожих слуг.
— Они ни за что не захотят перейти в лучшее помещение, уверяю вас,- сказал Хоттабыч, кисло улыбаясь, и никто из ребят даже не пошёл проверить его слова.
Было ясно, что из боязни перед Хоттабычем слуги обязательно откажутся. У ребят сразу пропало всё удовольствие от путешествия на «Любезном Омаре».
— Мы, слава Богу, не какие-нибудь банкиры или бароны, чтобы соглашаться жить в такой безобразной обстановке. Мне будет стыдно смотреть в глаза команде,- сказал Серёжа на тайном совещании, устроенном ребятами сразу после обеда.
— Нам всем троим будет стыдно, если мы оставим это дело в таком положении,- согласились с ним Женя и Волька.
— Пойдём к Хоттабычу и потребуем, чтобы он изменил порядки на корабле,- предложил Волька.
Но хитрый Хоттабыч, услышав их приближающиеся шаги, прикинулся спящим, чтобы отодвинуть неприятный разговор. Он храпел так неестественно громко, что ребята только огорчённо махнули рукой.
— Всё равно не отвертеться ему от разговора! — нарочно громко сказал Волька.
Между тем на море поднялось сильное волнение, маленькое судно то взлетало на гребень большой волны, то оказывалось в глубоком ущелье между двумя громадными водяными стенами. Волны, гремя и свирепо шипя, перекатывались через палубу и уже давно смыли в море роскошные ковры. Водяные струйки просачивались сквозь двери во внутренние покои. Стало холодно, но жаровню с горячими угольями так швыряло из угла в угол, что во избежание пожара её выбросили за борт. Несчастные слуги-матросы, единственную одежду которых составляли повязки вокруг бёдер, щёлкая зубами, с ожесточением хлопотали у зловеще хлюпавших парусов.
Ещё полчаса — и от «Любезного Омара» осталось бы только печальное воспоминание. Но, к счастью, шторм прекратился так же неожиданно, как и начался. Выглянуло солнце, и наступил полнейший штиль. Паруса безжизненно повисли, и корабль стал покойно покачиваться на затихавшей волне, нисколько не подвигаясь вперёд.
Только тогда Хоттабыч, тщательно избегавший встречи с ребятами, решился выйти на палубу. Вот когда ему представился удобный случай исправить пошатнувшиеся отношения со своими спутниками. Радостно потирая руки, он сказал:
— Штиль? Штиль — это сущая чепуха. Мы прекрасно обойдёмся без ветра. Сейчас корабль помчится ещё быстрее прежнего. Да будет так.- Он как-то по-особенному щёлкнул при этом пальцами правой руки.
Через какую-нибудь тысячную долю секунды «Любезный Омар» с бешеной быстротой рванулся вперёд, причём паруса, встретив сопротивление воздуха, надулись в направлении, обратном ходу судна.
Однако ни Волька, ни Серёжа, ни Женя, ни Хоттабыч, стоявшие в это время на корме, не успели насладиться этим редчайшим зрелищем, потому что силой инерции их выбросило с кормы в воду. А сразу вслед за этим обе мачты, не выдержав чудовищного сопротивления воздуха, со страшным треском рухнули на то место, где только что стояли наши путешественники.