Старики и бледный Блупер

Хэсфорд Густав

Бобер говорит: "Сержант, майор отдал письменный приказ…"

– Достойно. У меня все каталоги "Сирз энд Роубак" вышли, жопу нечем вытирать. Врубаешься, дубина?

– Сержант, майор – ваш командир.

Черный Джон Уэйн говорит: "Да срать я хотел на эти микимаусовские приказы Могилы, Джек. Он ведь гребаная крыса-служака, которого другие гребаные крысы-служаки оставили здесь – надо ж было кого-то в задницу засунуть. А теперь он увольняет с позором всех черных, кто уезжает из Кхесани живыми. Дождется – погремлю я капсюлями по его уродской сраке".

– Вам следует уважать звание, сержант, не человека.

– Ох,

и нудный ты, Бобер, – отвечает Черный Джон Уэйн.

Я окликаю: "Бобер?"

– Что? – отвечает Бобер. – Кто это?

– Да я это. Джокер.

– Извините, рядовой Джокер, но этот разговор – между мною и сержантом. Официальные взводные дела. Я, конечно, понимаю, что как бывший взводный сержант -

Я говорю: "Эдди Хаскелл* и Кусок* с тобой?"

– Кто?

– Телохранители твои. Тощий такой паршивец и жирюга-недоумок.

Из темноты доносится голос Эдди Хаскелла: "Иди ты, Джокер. То, что сказал – не про меня".

– Мы же ничего тебе не сделали, – ноет Кусок.

– Ладно, просто убедиться хотел, что вы тут.

Бобер говорит: "Сержант, приказываю седлать коней и ожидать приказа на выдвижение".

Черный Джон Уэйн разражается могучим грохочущим смехом. "Бобер, ты как уродский аллигатор-говноед, они у нас в Нью-Йорке в канализации ползают, слышал? Ты типа мутант. Адаптировался к этой жизни по уши в дерьме, жрешь его, цветешь и пахнешь, ты тут тащишься, не нарадуешься жизни такой. Богу молишься, чтобы война не кончалась. Ты как королевич сладкой жизни во Вьетнаме, к титьке присосался. Ты как розовый паук, что позади себя ядом прыскает, и я тебя конкретно опасаюсь. Для такого гнусного мудилы как ты, смертельный яд – как изысканное вино, ибо ты есть продукт демонического разума".

Бобер говорит: "Я тут не собираюсь ни к чему придираться, сержант. Но, в конце-то концов, я взводный сержант. Или не так?"

– На бумаге, – произносит кто-то.

Бобер говорит: "Но ведь майор Трэвис…"

– Заткнись, Бобер, – говорю я ему. – Отставить, заткнуть куда подальше и можешь ди-ди к херам с моего участка. Могила может сидеть себе в Песочном Городе в накрахмаленных трусах, почесывая яйца и играя в войнушку стеклографами на картах, награждая сам себя "Военно-морским крестом" всякий раз как его комар укусит. Охереть как образцово. Обалдеть. Но наш участок для этой гребаной крысы-служаки и его жополизов – запретная зона, покуда мы ему паспорт гражданина первого взвода не выпишем, а не выпишем мы его никогда. Коли нужно чего от первого взвода – к Черному Джону Уэйну обращаться бесполезно, со мной говори. Для тебя я, может, и скользкий тип в звании рядового, но здесь-то я – Главкомуд.

– Главкомуд?

– Главнокомандующий мудак.

– В самом деле? – спрашивает Бобер Кливер.

Отвечаю:

– Довожу до твоего сведения, что никто в первом взводе не намерен больше выходить на твои дебильные выходы. Мы не будем ходить в дозоры. Мы не будем сидеть в засадах. Мы не будем ходить на операции. Скотомудила вон, взял свое отделение и повел их Бледного Блупера херить. Нарушил мой приказ. Они уж неделю как без вести пропавшие.

– И ни за что не пошлю я больше людей своих подыхать, обороняя позицию, которую служаки похерить уже порешили.

Эдди Хаскелл говорил: "А что не так, Джокер? Кишка тонка для драки?"

Я

говорю: "Я себя в резерве держу, для наступления на Ханой".

– А морпехи из твоего взвода? – спрашивает Бобер.

– Их я тоже в резерв зачислил. Что я буду за герой без преданных фанатов?

– Джокер, – говорит Бобер – я тебе не враг. Может, станем заодно, да попробуем по-хорошему. На благо взвода.

Я говорю: "Бобер, ты ж если корешишься с кем, так лишь затем, чтобы не промахнуться, когда решишь на него насрать".

– Но, Джокер…

– Ты скользкий урод-подлиза, Бобер, и до тебя я еще доберусь.

Эдди Хаскелл говорит: "Джокер, ты точно шизонутый".

– Последнее подтверждаю, гондон. Пока ты шизонутый – никому тебя не взять.

– Слушайте, Джокер, – говорит Бобер. – Давайте поговорим разумно. Вы имеете право на свое мнение, это несомненно. И я отношусь к этому с уважением. Но мы же с Вами можем быть заодно. Честно. Искренне говорю.

– Заодно, как с Мистером Гринджинсом?

Пауза. Кто-то возится в темноте. "С кем?"

– Мистером Гринджисом, мудак, – говорит Черный Джон Уэйн. – Помнишь Мистера Гринджинса? Должен помнить. Ты же и подстроил, чтоб он окочурился.

Бобер Кливер говорит: "Если вы говорите о каком-то случае фрэггинга…"

– Он был образцовый командир роты! – Черный Джон Уэйн почти рычит. – Шкипер был охренительно достойный мужик. Он был человек, сукин ты сын. Капитан Гринджинс был человек!

Кто-то говорит: "Так точно. Добрый был морпех и славный офицер. И смелости у шкипера было выше крыши".

Бобер говорит: "Простите, но я не знаю, что вы имеете в виду. Я о нем никогда ничего не слышал. Похоже, он был…"

Кто-то переспрашивает: "Ни разу не слыхал о нем?"

Бобер отвечает: "Ни разу. Я даже и не верю, что такой человек вообще когда-либо существовал. Кто-нибудь может подтвердить, что действительно был такой, так называемый капитан Гринджинс? Похоже, вы что-то напутали по этому вопросу".

– Как бы там ни было, – продолжает Бобер – он сам нарывался на неприятности. Нам важная работа поручена в Юго-Восточной Азии, работа на благо Америки. Без жертв не обойтись. Нам следует не терять головы, пока это пацифистское поветрие не развеется. В этом мире слабакам не место, и коммунистическую агрессию обязательно надо разбить любой ценой. Что плохого в том, что пару-тройку человек напалмом обольют, если потом жить в этом мире станет лучше? Мы убиваем этих людей ради их же собственной пользы. В каждом гуке сидит американец, и он стремится выбраться наружу.

Черный Джон Уэйн плюется. "Америка изобрела коммунизм, когда индейцы кончились".

Бобер говорит: "Ну, не будем забивать себе голову делами прошлого. Что сделано – то сделано. Та кровь быльем поросла. Попробуем поговорить конструктивно. Нет смысла в этих сказках про белого бычка о всяких неприятных делах, что были когда-то, а может, и не были".

– Ты убил Мистера Гринджинса, – говорю. – На твои делишки на черном рынке всем насрать. Да торгуй ты себе поддельными флагами СВА и никелированными осколками, толкай фотографии лобка Энн-Маргрет в обтягивающих желтых штанишках "капри". Сбывай свой разбавленный виски и дурь с примесями, и наплевать на то, что ты вьетконговцам военное имущество целыми грузовиками сдаешь.