Старики-разбойники
Шрифт:
– Можно начинать, гражданин начальник? – спросил он у прокурора.
– Действуйте! – махнул рукой прокурор.
Несравненный красавец встал напротив Николая Сергеевича:
– Дорогой мой благодетель, Николай Сергеевич! Сегодня ровно пять лет, как я вышел на свободу. В своем проклятом прошлом я раздевал людей. Теперь я их одеваю. И все это благодаря вам. Разрешите поднести вам плоды своего честного труда!
И бывший уголовник распаковал пакет, который принес с собой, заставил Мячикова снять
Все, включая Федяева, зааплодировали, а Николай Сергеевич растроганно расцеловался с портным.
Правда, пойти домой в белом костюме, годном разве для фестиваля в Каннах или для «Голубого огонька», Николай Сергеевич не рискнул. Он нес костюм в свернутом виде.
Мячиков шел и мучительно размышлял над тем, почему в музее не бьют тревогу.
Когда Николай Сергеевич вернулся домой, то увидел, что в его квартире высажена входная дверь.
Мячиков сразу разгадал, что на самом деле двойную игру вел Федяев, который искусно притворялся, будто ничего не знает о похищении. Замысел Федяева стал ясен старому следователю.
Прокурор решил сначала захватить картину, поскольку она представляла большую ценность, нежели Мячиков, а уже потом арестовать его самого. Николай Сергеевич не сомневался, что в квартире ожидает засада.
Николай Сергеевич мог убежать. На мгновение эта недостойная, но естественная мысль промелькнула в его опустошенном мозгу. Но он отверг ее со всей решительностью.
Ему не хотелось скрываться и жить в подполье. Он устал от безумств. Он был рожден для спокойной, размеренной жизни. Он вошел в квартиру, готовый сдаться властям.
Слесарь лежал на диване и все еще смотрел по телевизору хоккейный матч.
– Я вас давно жду, – сказал слесарь. Он сел и жестом пригласил хозяина квартиры устраиваться рядом. – Давайте досмотрим хоккей, а потом перейдем к делу!
Николай Сергеевич догадался, что оперативник, пришедший его брать, – хоккейный болельщик. Он взглянул на экран и узнал Володю, который мчался на коньках к воротам противника. Но сейчас Мячикову было не до сына любимой Анны Павловны. Мячиков думал о том, как предупредить друга, как спасти его. В трагическую минуту он заботился не о себе, а о Воробьеве.
– Можно я позвоню? – спросил Николай Сергеевич у слесаря, не надеясь на положительный ответ. Однако слесарь кивнул.
Мячиков подошел к телефонному аппарату, набрал номер и, с опаской поглядывая на слесаря, шепотом сказал Воробьеву, который снял трубку:
– Это я! За мной пришли! Он досматривает хоккей! Тебя я не выдам! Прощай навек!..
Потом он повесил трубку, присел рядом со слесарем и вежливо поблагодарил:
– Большое спасибо, что вы разрешили мне позвонить! Вы очень добры!
Но слесарь, поглощенный игрой, не обращал внимания на слова Мячикова, он их не слышал. Он подпрыгнул на диване и заорал:
– Бей! А... а... мазила!
Когда матч кончился, слесарь выключил телевизор и в упор посмотрел на несчастного:
– На пол-литра дадите?
Николай Сергеевич растерялся и спросил, ничего не соображая:
– За что?
Слесарь понял его по-своему:
– Замок придется чинить, петли перевешивать. И потом, плечо у меня до сих пор болит; думаете, просто было дверь высаживать?
– Вы кто? – едва слышно произнес Мячиков.
– Слесарь я, из домоуправления!
– Ах, вы слесарь! – повторил Николай Сергеевич и стал сползать с дивана на пол, второй раз теряя сознание.
Испуганный слесарь рванулся к телефону вызывать «скорую помощь».
Все началось сызнова.
Глава одиннадцатая
Узнав о том, что Мячикова взяли, Валентин Петрович посинел от злости. Он швырнул телефонную трубку и выругался. И заметался по комнате, с грохотом опрокидывая стулья.
На шум прибежала жена:
– Что с тобой, Валя?
– Мерзавцы! – бушевал Воробьев. – Я им покажу! Я этого так не оставлю! Они хватают невинного, когда виновный, – он ударил себя кулаком в грудь, – гуляет на свободе!
К полному удивлению Марии Тихоновны, он обнял ее и сказал с надрывом в голосе:
– Прости меня, Маша! Ты была мне прекрасной женой. Поцелуй детей и внука.
И опрометью кинулся прочь из дому.
Мария Тихоновна рванулась вдогонку:
– Куда ты?
– В тюрьму! – не оглядываясь, буркнул Воробьев и скрылся из виду.
А слесарь, закончив телефонный разговор с дежурной, наклонился над Николаем Сергеевичем и понял, что «скорая помощь» может уже не приезжать. Мячиков лежал абсолютно бездыханный. Доброму слесарю не хотелось оставлять усопшего на сквозняке. Слесарь бескорыстно навесил дверь и, сняв кепку, на цыпочках покинул квартиру. Стук захлопнувшейся двери вернул Мячикова к жизни, и он открыл голубые глаза... Мячиков и не подозревал, что его справедливый и неугомонный друг спешит сдаваться властям, чтобы принять вину на себя.
Валентин Петрович решил отдаться в лапы правосудия не по месту жительства, в районном отделении милиции, а самому Федяеву.
– Федяев у себя? – закричал Воробьев, ворвавшись в приемную.
– Он на перевязке! – ответила секретарша.
– Я подожду! – угрожающе сказал Воробьев и уселся на стул возле двери прокурорского кабинета. По мере того как шло время, решимость в душе Воробьева медленно, но верно сдавала передовые позиции чувству страха, недостойному такого человека, как Валентин Петрович.