Старинное древо
Шрифт:
Усадили Мотыгу с такими же выборными от городов, на самую дальнюю лавку. Было их среди родословных людей всего ничего: по пальцам пересчитать можно.
Речь держал сам князь Мстиславский:
– Решили мы послать вас к государю царю и великому князю нашему в Ярославль или где он будет. Говорить ему наказываем так: «Всяких чинов всякие люди бьют челом, чтобы тебе, великому государю, умилиться над остатком рода христианского, многорасхищенное православное христианство Российского царства от растления сыроядцев, от польских и литовских людей, собрать воединство, принять под свою государеву паству, под крепкую высокую свою десницу, всенародного слёзного
– А ежели откажется? – полюбопытствовал боярин Фёдор Иванович Шереметев, большой охотник примерить шапку Мономаха на свою собственную голову.
– Если государь не пожалует, станет отказывать или начнёт размышлять, то бить челом и умолять его всякими обычаями, чтоб милость показал, был государем царём и ехал в Москву вскоре: такое великое Божие дело сделалось не от людей и не его государским хотением, по избранью Бог учинил его государем. А если государь станет рассуждать об отце своём митрополите Филарете, что он теперь в Литве и ему на Московском государстве быть нельзя для того, чтоб отцу его за то какого зла не сделали, то бить челом и говорить, чтоб он, государь, про то не размышлял: бояре и вся земля посылают к литовскому королю, за отца его дают на обмен литовских многих лучших людей, – пояснил князь Фёдор Иванович Мстиславский.
Послы тронулись в путь на следующий день. Так и не удалось Петьке разжиться гостинцами для батюшки, матушки и Любушки, невесты своей ненаглядной.
В Ярославле челобитчики Михаила не нашли. Люди сказывали, будто Марфа с сыном укрылись в Костроме, в Ипатьевском монастыре.
Только тринадцатого марта к вечерне добрались выборные до Костромы. И тут же послали юному государю просьбу их принять. Тот велел приехавшим предстать пред его царские очи уже наутро.
В урочный час направились послы к обители. Да не одни: с костромским воеводой и всем тамошним людом. Возглавили крестный ход рязанский архиепископ Феодорит, келарь Авраамий Палицын, архимандриты Новоспасского, Симоновского и Чудовского монастырей.
Феодорит нёс в руках чудотворную икону Божией Матери, взятую из собора Феодора Стратилата, моля про себя Богородицу снова спасти многострадальную Русь. Обрёл икону ещё святой князь Юрий Всеволодович в ветхой деревянной часовенке близ Городца. Название же ей дал брат его Ярослав, в крещении Феодор, получивший Владимирский стол после гибели Юрия в битве с Батыевой ордой на Сити. Ею же благословил сына своего Александра, при котором она была повсюду: и в Невском сражении со шведами, и на Чудском озере, и до самой блаженной кончины святого, охраняя его и вдохновляя на подвиги.
Рядом с Петькой Мотыгой шагали важные бояре Фёдор Иванович Шереметев и князь Владимир Иванович Бахтеяров-Ростовский, тут же окольничий Фёдор Головин.
Марфа Ивановна и Михаил вышли навстречу крестам за монастырскую ограду. Поклонились образам. Часть пришедших стала на колени, и Петька вместе с ними. Первым заговорил государев родственник Фёдор Иванович Шереметев:
– Посланы мы к тебе, царь и великий князь наш, Земским Собором. Всяких чинов и всякие люди бьют челом…
Второй раз слышал Мотыга эти слова и удивлялся, как боярин мог их так точно запомнить. Он бы никогда не сумел. Видать, родословные люди и вправду особенные.
Не
– Не желаю быть государем.
Тут же вмешалась и Марфа:
– Не благословляю я сына своего на царство.
Сказав это, мать с сыном повернулись и собрались вернуться в свои кельи.
Петька, хорошо видевший обоих, аж съёжился со страху. Неужто все труды стольких людей напрасны, и русской земле снова сиротствовать, с ужасом подумал он.
– Вы бы уж в храм с нами проследовали, – не растерялся Феодорит.
Долго своенравная инокиня не поддавалась на уговоры, отказывалась войти в соборную церковь и сына туда не пускала. У Мотыги сердце от боли сжималось. Не выдержал он, вышел вперёд, бросился в ноги Михаилу:
– Великий государь, не обижай простых людей, за тебя молящихся…
Поднял голову, рассмотрел поближе нового царя. Боже святый, да ведь он совсем малец и ведёт себя по-детски: губы сомкнул, скулы дрожат, вот-вот расплачется!
Похоже, молящий взгляд Петьки растопил лёд в душе юного государя. Он сделал неуверенный шаг назад, вырвав руку из материнской ладони, и рёк:
– Так и быть: помолимся вместе за землю нашу русскую.
Под сводами храма челобитчики ещё раз повторили наказ и вручили молодому царю грамоты от Собора. Марфа снова завелась:
– И в помыслах нет у сына моего на таких преславных государствах, как Владимирское, Московское и прочие, быть государем. Ему и лет-то всего шестнадцать.
– Вспомни, Марфа Ивановна, сколько дяде твоего мужа, блаженной памяти его, было, когда он на трон вступил? – укоризненно спросил Авраамий Палицын.
– Иван Васильевич по праву первородства царём стал, его никто на Соборе не выбирал, – тут же нашлась Марфа. – Что ж поделать, коли он так рано осиротел.
– Ныне же вся Русь осиротела, – продолжал троицкий келарь. – Из отцовского рода царя Фёдора Ивановича больше никого не осталось, а Михаил Фёдорович – отпрыск материнского рода. Посему он и есть самый прирождённый государь наш.
– Куда же вы раньше смотрели? Когда кричали Бориску на царство, он что, прирождённым ещё не был? Почти тех же лет достиг, что и зять деда его в начале великокняжения своего. Тогда сына моего не замечали. Потому что вы, всяких чинов люди государства Московского, по грехам измалодушествовались, души свои каким только государям не давали, но и тем прямо не служили. Годунову в конце концов изменили, Димитрия, хотя б и не настоящего, позорной смерти предали, Шуйского с престола свели, полякам выдали, и где косточки его, сами теперь не ведаете. Видя такие прежним государям крестопреступления, позор, убийства и поругания, как быть на Московском государстве и прирождённому государю государем? И его загубите.
– Окстись, Марфа Ивановна, – не выдержал такой хулы на людей русских архиепископ Феодорит. – Царь Борис сел на государство своим хотеньем, изведши государский корень царевича Димитрия, начал делать многие неправды, и Бог ему мстил кровь царевича Димитрия богоотступником Гришкою Отрепьевым; вор Гришка-расстрига по своим делам от Бога месть принял, злою смертью умер; а царя Василия выбрали на государство немногие люди, и, по вражью действу, многие города ему служить не захотели и от Московского государства отложились. Всё это делалось волею Божьею да всех православных христиан грехом. Во всех людях государства Московского была рознь и междоусобие. А теперь Московского государства люди наказались все и пришли в соединение во всех городах.