Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской

Озаровская Ольга Эрастовна

— Ладно. Боh судит, дак увижу, спрошу.

(А ето кум да кума блуд сотворили, за тот грех.)

Шел дальше, опять изба, в той избы из ушата в ушат воду переливают мужик да женшьчына.

— Куда идешь?

— К hосподу-боhу.

— Спроси про нас, долго-ле нам мучитьсе?

(Они молоком торговали, да воду лили, за што їх hосподь трудит.)

Переночевал, пошел дальше, — лежит громадна шьчука на берегу, как дом лютой. Он ужахнулсе.

Она ему молитсе:

— Свороти меня в море.

— Да hде-жа?

Ты, как два дома лютых, я боюсь и подойти к тебе.

Пошел дальше. Шел близко-ле, далеко-ле, низко-ле, высоко-ле, день до вечера, красна солнышка до з а кату. Стретилсе старичек (а это был сам hосподь).

— Куда пошел?

— Носпода-боhа искать.

— Нде-ж тебе его найти?

— Нде hосподь судит.

— А што видел?

— Видел, лежит шьчука огромадна, как дом лютой. Как она мне коконалась в воду ее свалить. Я устрашился к ей подойти.

— Носподь к ей не может подойти, не то ты. Это шьчука проклята, обожр а на: она трое кораблей проглотила. А ешьчо што видел?

— Видел, мужик и женшьчына кален камень из грудей в груди мечут.

— Ето грех непростимой: кум с кумой блуд совершили. А ешьчо што видел?

— Видел, мужик и женшьчына воду из ушата в ушат переливали.

— Ето грех непростимой: они сп о рину с молока снимали. Ну не найти тебе боhа больша, вороти назадь. На же моей троски. Иди к етой шьчуки и вели ей рогануть три к о рапя: ето проклята шьчука обожр а на. Она вырогнет тебе первой корапь с чистым серебром, второй — с чистым золотом, третий с земчугом.

И вдруг стар старичек потерелся, а быват ето hосподь был…

Пошол он назадь к шьчуке етой и сказал ей за што страдает. Она просит:

— О, человече, спехни мене в море.

— Быват и спехну.

Шьчука направила свою голову, он толконул ей, и роганула корапь с чистым серебром. Второй раз толконул — с чистым золотом, а в третий — с земчугом.

Шьчука вернулась в море, только зводень пошел.

Цепи были готовы, он нарочил ети корабли и отправилсе в поветерь тихую, приятную. Зашел в свою губу и в своё уречишьче. Приходит домой среди вецера темного.

— Здраствуй, госпожа жена!

Жена хватила его в охабку, поцеловала, отца, матку разбудила, своїх было два детеныша, они проснулись.

Ну, стали там себе беседничать.

Купець спрашивает:

— Был у hоспода, што видел? Куhо видел боhатей меня?

— А не знай, никоhо не нашол, а быват-жа… Пожалуй я боhатей тебя.

— Нде взял?

— Носподь дал, сходи на пристань погдели.

Он шубу надернул, пошел, да в потеми ничего не увидишь.

Поутру побежал посмотрять свою посуду, смотрит, hосподь знает, скольки тут.

— Нде взял только?

— А не знаю, боh-ле дал, али хто.

Етот зеть начал выгружать товары, а етот тесть поскоряй того снаредился в котомоцьку.

По сказанному, как по чесаному: пришел к синему морю, там лодочка. Он сел в нее. Лодка с їм побежала, да и повернулась.

Тут и жись кончилась.

А зеть стал жить, меня вином поїть, а пиво по усам текло, в рот не попало.

Во время этой сказки Скоморох выбегал, суетился, хозяйка к концу сказки пришла собирать стол, а Скоморох, зная, что наступает его черед, громко заявил:

— Сейчас, граждане, будем воскушать уху из ершов, дак дозвольте рассказать досельну сказку про плута Ерша. Веселей и в охотку поедим!

И Скоморох начал.

25. Ерш

Живало бывало летно время жарко. Было озерко, в озерке было жарко. Озеро высохло. Был ерш. Садилося ершишко на липово дровишко, поехало ершишко ко озеру ко Ростовському. Просилось, колотилось единую ноць ноцевать.

Собирались рыбы больши и мелки, думу думали, совет советовали, пустить-ле ерша єдину ноць ноцевать?

— Воров-разбойников пускам, а ерша, доброго целовека, зацем не пустить?

Ерш ноць ноцевал, другу ноцевал, третью ноцевал, от трех ноцей — три недели, от трех недель — три месеця, от трех месецей — тридцать лет. Сказка скоро сказывается, не скоро дело деїтся. Рсплодилось ершов полно озеро. Некуда большим рыбам. Собрались рыбы больши и мелки совет советовать, дума думать, как ерша выживать.

Приходил рак — приставный дьяк, писал пристав, посылал с ельцом-стрельцом. Елец идет и ерша ведет.

Ерш-рыба приходила близко, кланялась низко, говорила смело: есь дело.

— Судьи праведны, боhом повелены, царем поставлены, для цего нас требуете?

— Ерш-рыба, скажи правды, есь-ле у тебя пути и памяти, московски грамоты, деревенски крепости?

— Ах, братцы, у меня у батюшка было клетишко, в клетишки было коробишко, в коробишки были пути и памяти, московски грамоты, деревенски крепости, в Петрово говенье, на первой недели был пожар, все сгорело.

— Есь-ле у вас посредьсво?

— У меня, во первых, окунь-рыба, во вторых сорога рыба, во третых налим!

Призвали рака, приставного дьяка, писал пристав, посылал с ельцом-стрельцом. Елец идет и окуня ведет.

Окунь-рыба приходила близко, кланелась низко, говорила смело, есь дело.

— Судьи праведны, боhом повелены, царем поставлены, для цего нас требуете?

— Окунь-рыба, скажи правду по крёсному целованью, по евангельской непорочной заповеди. В Петрово говенье был-ле пожар?

— Был, был, братцы. На пожале я был, пёрье опалил.