Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской
Шрифт:
Тут Иванушко схватил мець: hосподи блаослови, и оттяпнул ему голову. Голова откатилась, рыцит:
— Поприбавь ешьчо!
— Нет, русьской боh а тырь однажды бьет, да метно живет!
Взял голову на колышек посадил, тулово в фатере оставил, золотой казны набрали, сколько надомно, а дом сожгли до пепля.
Тут коток-баюнок подскоцил и повел їх и довел до первой избушки. Выбегала Александра Прекрасная, хватала їх за белы руки. Стали они уходить.
— Эх, оставайся избушка не у места!
Александра Прекрасная свернула избушку, как яицко.
— На, неси, как нать!
— Годится!
И спрятал ето яицко. Пошли дале и пришли к Марфы Прекрасной. Она тоже в котомоцьку собралась, стали уходить, Иванушко опеть:
— Ах, остается избушка не у места.
Она тоже таким же побытом избушку свернула как яичко и подала. Пришли к Елены Прекрасной. Она возрадовалась, стала живо в котомоцьку собираться.
Иванушко опеть сказал:
— Эх, оставайся, избушка, не у места.
— А што? Неужели жалко?
— Да не жалко, а так: што ей оставаться?
Ну, она тоже свернула избушку как яицко и подала:
— На, как нать.
— Годится!
Шли близко-ле, далеко-ле, низко-ле, высоко-ле и дошли до хлапу. Тут надо по одному спускаться.
— Ты, Елена, спускайся на зелен луг.
Елена спустилась, увидали ее родимые братья, — ну-же, они драться. Тут Марфа Прекрасная спустилась, — опеть увидали ей братья, и ну они драться: тому нать и другому нать.
— Ну, маменька, быват ты їх уймешь, спускайся.
Маменька спустилась. Александра Прекрасная и говорит:
— Пошто не спускаешься, любезной?
— Спустись ты прежде, я последний.
— Ах, Иван-Царевичь, ты останешься здесь. Видишь, как хлап подоржавел.
Они заспорили. У его все-таки свой глупой ум одёрживает. Она и говорит ему:
— Ну, я спушшусь, а уж знаю, што тебе здесь оставаться, дак уж научу тебя, как спуститься. Ты останешься, спрятайся в дупле в дубе и дожидайся: прилетит Вехорева сестра на ковре-самолете, станет вешшевать, плакать, рыдать, горевать и духу заслушивать, а там заспит на ковре-самолете. Припутывайся ты к ковру-самолету, она проснется, станет летать товда, некуда тебя девает; и как спустится с Вехоревых гор, тут и ссеки голову.
Спустилась Александра Прекрасная. Братья увидали ее; цепь дернули. Она от хлапу оторвалась. Иванушко там остался, а братья — ну драться: и тому нать и другому нать. Федор одолел, и ему досталась Александра Прекрасная. И уговорились отцу сказать, што ети братья мать достали, а што Иван hде-то три года ездит и верно уж пропал. Мать говорит:
— Ну, поедем домой, там уж разберем.
— Нет мы тебе голову ссекем, если инако скажешь!
Она ужахнулась и согласилась. Конь Ивана-Царевичя порснул в цисто поле, не захотел їм служить.
Как по сказанному, как по чёсаному, прилетела Вехорева сестра и ну вешшевать, плакать, рыдать, горевать. У плакалась она, утомилась, солнышко ей пригрело, она и заспала. Иван-Царевичь из дупля вылез и к ей опутинками припутался.
Проснулась Вехорева сестра, увидала Ивана Царевичя:
— Ах, дурак! Сам попал!
Вызнялась на ковре-самолете.
— Вот я паду в синёё мор е ! Тебя залью!
— Ну и себя зальешь!
Ширкает по морю, а што сделать? hде Иван, тут и сама.
Вылетела в подвышность.
— Паду в чашшу, тебя заколю!
— А коли, себя заколешь!
Летала она над чашшей, повернется спиной, хочет Ивана заколоть, да и сама наколется. Всяко пехалась, опристала и опустилась на зелен луг.
Сажени за две за три Иван-Царевичь выхватил свой булатной нож, порезал опутинки и тяпнул ее мецем.
— Нде-ка мой доброй конь?
Только сказал, а уж конь бежит, мать-сыра земля дрожит.
— Нде мої братья?
— Твої братья домой поехали.
— Как поеду теперь?
— Ну, как? седлай, уздай меня. Поедем, как раньша ездили.
Поехали по чисту полю — широку раздолью, подъехали к его осударьсву.
— Ну, Иван-Царевичь, я привез тебя. Теперя твоя богосужена занята. Я побежу в камыш-траву покататься, а ты попросишься, куда-ле прохожаем на фатеру и што услышишь, то и делай.
Ну, Иван Царевичь спустил своего коня питаться и кормиться. От его палат белокаменных с версту тут деревнюшка, он приворотил к избушки одной.
Там старичек и старушка.
— Не пустите-ле ночевать?
— Заходи.
Ты, бабушка, не дашь-ле чего поужинать?
Старушка сейчас скатертью протресла, кушанья нанесла. Сели за стол и стали беседовать.
— Ну, што деется в осударсьве?
— У нас в осударсьве все живут н а веселе.
— Што зачудилось весельё?
— Федор хочет брать в замужесьво привезену девицу. Только не могут слить ей персн я , да сшить пантуфлей по уму, да подвенечьно платьё. Только тоhо и дожидаются, не найдутся — ле hде-ка таки швецы.
— Поди в осударсьвенной дом и подредись злачен персень слить в пору.
— А ты разве можешь?
— Да уж берись. За подряд пополам.
По утру старик пошел в осударсьвенной дом. Его приворотники спрашивают:
— Ты зачем?
— Подряд подряжаться.
Пропустили. На кухне опять придверники:
— Што надо?
— Подряд хочу взять.
— Мастер-ле ты?
— Надеюсь. Нельзя-ле мне в глаза видеть царевичя?
Ему доложили: