Старое платье королевы
Шрифт:
Ступенька за ступенькой ложились под ноги, а конца-края лестницы все не было видно.
Кажется, мы не добрались еще и до середины. Именно там кара настигает самозванцев...
– Пить хотите?
– спросил вдруг Одо, придержав меня за локоть.
– Откуда вы...
– Запрещено брать с собой оружие, но никак не фляжку с водой.
– И не леденцы с орехами, - я показала ему полную горсть сладостей: в дамских платьях довoльно объемные карманы, хотя многие об этом не догадываются. И фляжка у меня тоже была,только
– Прекрасно, припасов у нас достаточно, - едва заметно улыбнулся до.
– Да, но побережем их. Я ещё не хочу есть, а пить... один глоток, хорошо?
– Хоть десять. Это только для вас.
– до...
– Вы полагаете, для себя я ничегo не припас? Не первый раз ведь иду.
Я чуть не поперхнулась от такого признания. И от удивления тоже: Одо был как-то странно весел. Я подумала бы, что он пьян, но не могла уловить запаха, да и не позволил бы он себе подобного...
В книгах писали: висельники перед смертью тоже, случается, балагурят и шутят с охраной и палачом – от страха. Неужели даже Одо боится? Не за свою Эву – ее нет больше, не за судьбу Дагнары, просто – за себя самого?
«Что же он, не челoвек?» – подумала я тогда и снова пошла вверх. Приостановилась еще на мгновение и сбросила туфли. Пропадут – и пес с ними...
– Что это вы вдруг?
– Вы когда-нибудь пробовали ходить на каблуках по лестнице?
Ответа не последовало.
Не знаю, сколько мы шли. Пробовала считать минуты, но сбилась. Ноги сделались тяжелыми и горели огнем, в висках пульсировало, словно после долгого бега или целой ночи танцев, а мы словно не сдвинулись с места. Все так же сияла впереди бесконечная Лестница, светилась внизу полная народу площадь...
«Может быть, это и есть кара для самозванцев? – промелькнуло в голове. – Вот так идти и идти – цель где-то впереди, только до нее не доберешься, как ни старайся. А потом упадешь без сил и умрешь: если время здесь идет по-своему, снаружи никто и не поймет, что ты поднимался несколько суток, а не жалкий чаc...»
– Интересно, кто снимает отсюда тела самозванцев?
– это вырвалось само собой.
– Пишут, они оказываются внизу сами собой.
– Удобно... Одо, давайте остановимся. Дышать трудно. Присесть ведь нельзя?
– Не знаю. Я бы не стал рисковать. Лучше так...
н взял меня в охапку, приподнял – совсем невысоко, но и того хватило, чтобы немного дать отдых ногам. Я обхватила его зa шею и, глядя вниз на столицу, думала: до ведь донес бы меня на руках, если бы мог. Вот только не имел права – ведь это мое Восхождение...
– Зря вы сняли туфли, – сказал вдруг он.
Я вывернув шею, проследила за его взглядом: на белом камне ступеней выделялись красные пятнышки. Надо же, я и не заметила, что стерла ноги в кровь... И как это вышло? Ступени такие гладкие, что гляди не поскользнись!
– Дайте сюда ногу.
– Которую?
– Откуда я знаю, какую именно вы поранили?
– Я ничего не чувствую, Одо, – созналась я, присмотрелась и добавила: – Но по следам выходит, правую.
– Вот ее и давайте.
Он снова склонился передо мной, - ох, как неудобно делать это на лестнице! – поставил мою ногу себе на согнутое колено, осторожно ощупал ступню, мрачно взглянул, когда я невольно хихикнула от щекотки. Потом вынул платок, смочил уголок из фляжки и протер кoжу – щипало ужасно, и я не сразу сообразила, что этo другая фляжка,и в ней вовсе не вода, – и наконец перевязал мне ногу тем же платком и встал.
– Если что, нижних юбок у меня хватит на повязки для обоих, - храбро сказала я. Идти было неудобно, узел немного мешал, но, право, это не имело никакого значения. – Снаружи ведь никто не увидит этого безобразия, верно?
– Надеюсь. К тому же я не собираюсь снимать сапоги. Идемте.
Мы шли и шли,и я понимала, что скоро упаду без сил, не дождавшись той пресловутой середины Лестницы, на которой гибли самозванцы. Даже Одо дышал тяжелее обычного и не возражал, когда я просила приостановиться на минуту.
– Будто что-то тянет назад, - выговорил он во время очередного «привала». – Вначале было не так.
– Но что? Не фляжка же ваша с огненным пойлом, – не удержалась я.
– Нет, в тот раз она тоже была при мне, – не принял Одо шутки.
– Оружия нет. Что вы так смотрите?
– Просто... хотела напомнить вам об обещании, которое вы решили не сдерживать. Но передумала: какой смысл, если у вас нет ни револьвера, ни даже ножа?
– У меня пока что обе руки на месте, поэтому, если иногo выбора не останется, я просто сверну вам шею, – ладонь до легла мне на затылок, и я невольно вжала голову в плечи.
–
А обо мне не беспокойтесь. Я не боюсь ни смерти, ни боли. Странно, что вы ее боитесь. Вас что, избивали в этом вашем... пансионате?
– Нет. То есть... иногда, – созналась я. От его горячей руки дурнота и ломота в висках отступали, и мне не хотелось шевелиться. – Но это такая ерунда... Я потому и боюсь, что не знаю настоящей боли и даже представить не могу, насколько это страшнее розог или там ударов линейкой по пальцам...
– Интересные у вас выверты сознания. Идемте, Эва. Я не хочу ночевать на этой клятой Лестнице.
«Верно, скорее бы все закончилось. Хоть как-нибудь», - подумала я, а Одо вдруг произнес:
– Вот оно.
– Что?
– То, что тянет меня вниз.
Он сдернул с шеи цепочку с красно-бурым камешком, покачал его на ладони... выронил на ступени – подвеcка рассыпалась пылью, которую тут же унес невесть откуда взявшийся ветерок.
– Одо! Зачем вы?.. Это же память Эвы – и память о ней!