Старое платье королевы

Время сумерек – особенное. В сказках говорится, что именно в сумерках оживают чудеса. Не ночью, вовсе нет: тогда наступает их законное время, когда они властвуют безраздельно, только люди их не замечают. А вот граница ночи и дня, когда солнце ещё не скрылось за горизонтом, но вечерние тени уже

Жаль, в нашем пансионе ничего подобного днем с огнем не сыщешь. Нет ни запертых комнат, в которых спят старые пыльные зеркала, отражающие будущее, прошлое и даже иные миры, ни палисадника, где можно заглянуть под куст сирени или в мышиную норку и обнаружить нечто удивительное. Кругом только камень да чахлые городские деревья, заключенные в чугунные решетки, словно арестанты. Время от времени нас, пансионерок, возят на прогулку в ботанический сад или даже за город, но разве можно отлучиться хоть на минуту, когда за тобой коршуном следит классная дама? Да и что это за прогулка: парами, рука об руку, по тропинкам...

Мне порой воображалось, как я убегаю в дремучий лес и брожу там босая по мягким мхам и шелковистым травам, сколько заблагорассудится, собираю душистую землянику и лесную малину, срываю цветы... Конечно, это были лишь мечты. Никаких дремучих лесов в округе давным-давно нет, а в чахлых рощицах, я слышала, ягод и не найдешь: первыми до них добираются деревенские дети, а чужаков, пришедших за их добычей, они могут и побить. И босиком мне доводилось ходить разве что по холодному полу общей спальни, в лесу же я непременно распорола бы ногу о какой-нибудь сучок.

Но мечты есть мечты: в них жили прекрасные олени с добрыми темными глазами и бархатными носами, веселые птицы, забавные белки и зайцы, хитрые лисы и даже суровые хозяева леса – волки и медведи, которые предпочитали держаться подальше от людей, но могли заступиться за несправедливо обиженного...

Я вздохнула и перевернула страницу: оставалось решить две задачи, вот и вся моя повинность на сегодня. Остальные тоже корпели над уроками: слышались тяжелые вздохи и – клянусь, не лгу! – проклятия в адрес учителей.

Домашние девочи – так у нас называли тех, кто каждый день уходил из пансиона, отсидев занятия, - наверняка готовили уроки при уютном теплом свете ламп. Наверно, многим старые служанки или добрые бабушки приносили что-нибудь вкусное – скрасить тяготы учебы. А может, даже помогали, кто их разберет, этих бабушек с дедушками?

Мне не требовалась помощь, но мечты – мечты не оставляли меня, даже когда я выводила в тетради математические формулы и чертила пирамиды с цилиндрами, и воображение уносило далеко-далеко, стоило лишь представить, как сию минуту распахнется крашенная белой краской дверь, кто-нибудь позовет меня с порога, и я устремлюсь на встречу чуду...

Дверь со скрипом отворилась, и горничная окликнула:

– Госпожа Эва! Пожалуйте к гoспоже директрисе, и поскорее!

–

– Я слышала, ваш отец нашелся, госпожа Эва, так что поторопитесь! – громким шепотом ответила она, и классная комната загудела, будто разбуженный улей. Даже задремавшие над учебником древней истории девочки встрепенулись, сна как не бывало! Еще бы: все знали, что отец мой погиб на войне!

– Но как такое может быть?
– растерянно спросила я.

– Не знаю, но поспешите, поверенный ждет – такой важный...
– Мика, великая сплетница, причмокнула от избытка чувств и добавила, явно для остальных: – Похоже, госпожа Эва, отец ваш – знатный господин... Я видела карету...

Мои однокашницы бросились к окнам: если встать на подоконник, то можно рассмотреть что-нибудь за углом, возле подъезда, где останавливаются гости.

– Уже иду, – сказала я и принялась складывать книги, но они валились из рук. – Сию минуту...

– Оставьте, госпожа Эва, велено привести вас как можно скорее, - горничная взяла меня за плечи и развернула к двери.
– Не убегут ваши книжки с тетрадками!

Уже в коридоре Мика быстро пригладила мне волосы, поправила воротничок и манжеты, одернула платье и вздохнула, увидев чернильное пятно у меня на ладони.

– Идемте, госпожа, – сказала она. – Этот господин ждать не будет, у него много дел, сразу видно: всё на часы смотрит, наверно, опоздать куда-то боится.

– Мика, но... откуда он взялся? – спросила я, едва поспевая за размашистым шагом рослой горничной.
– Так же не бывает!

– Ни у кого не бывает, а у вас, госпожа, одни сказки на уме, вот, наверно, Богиня и сжалилась – сделала одну такую правдой, - скороговоркой ответила она. – Нет, а что такого? Если вас приодеть, причесать как следует – выйдет знатная девица не хуже прочих! И матушка ваша была красивой, я слышала,

сама-то не застала...

До кабинета директрисы оставались считанные шаги, и мне не хотелось туда входить. Было страшно.

Однако Мику мои переживания не волновали: она приоткрыла тяжелую дубовую дверь, коротко присела, едва обозначив поклон, – так делали все горничные, - и доложила скороговоркой:

– Госпожа Увве, воспитанница доставлена.

– Хорошо, пока можешь быть свободна, - кивнула ей директриса и поманила меня к себе.
– Подойди, дитя моё...

Я подошла, не забыв приветствовать ее и гостя приличествующим случаю реверансом, и замерла в ожидании.

– Вот, господин, это и есть Эва Увдир, – произнесла директриса, взглянув на незнакомца.

Он был небольшого росточка, вряд ли выше меня (хотя сложно судить по человеку, утонувшему в такoм кресле), полным, но не толстым, крепко сбитым. Короткие светлые волосы он причесывал на косой пробор. На мягком округлом лице выделялся забавнo вздернутый нос, а бровей, мне показалось, у гостя вовсе нет, так, едва заметный намек на них. Зато губы были пухлыми и красными, и он часто облизывал их.