Старое платье королевы

Измайлова Кира Алиевна

Канцлер встал на ноги сам. Нет, я думаю, Данкир помог, но... ненавязчиво, он это умеет, когда хочет.

– Идемте. Покажемся, – Одо вынул из-за обшлага ещё один платок и тщательно вытер мне лицо. – В самом деле,

час поздний, люди ждут... Ну а теперь-то зачем плакать?

– Какое же вы невыносимое бревно, Мейнард...
– процедила графиня Ларан и отвернулась.

– О, да вас можно поздравить, ваше величество?
– тут же встряла графиня Эттари.

Я прижала руку к груди, но прятать перстень было поздно: все свитские уже наверняка его разглядели.

– Да, - я сглотнула. – Мы хотели объявить о помолвке сразу после Восхождения, но, кажется, ее придется отложить, пока Одо не... не... оправится после испытания. И я тоже.

– Как это скромно с вашей стороны...
– Одо взял меня за руку.
– Идем. Покажем людям королеву, которую они заслужили...

Ну да, именно такую: грязную, босоногую, растрепанную, с замурзанным лицом. Ту, что падая и спотыкаясь,тащила на себе верного человека по этой треклятой лестнице, когда его подстрелил какой-то мерзавец. Ту, которую под руки внесла наверх Двуединая, – так это выглядело со стороны.

– Я же не сделала ничего особенного... –

прошептала я, когда нас оглушил рев толпы. Одо еще снял мундир, оставшись в одной окровавленной рубашке: это выглядело эффектно.

– Это вам так кажется. Но не огорчайтесь: ещё будет и сложнее, и страшнее, и... Хотя не представляю, что может быть страшнее помолвки с вами.

– Мы ее не подтвердили, можете разорвать.

– Не могу, - Одо смотрел в упор. – Я снял перстень добровольно. Я говорил вам, как это бывает. А вы... ну, попробуйте, верните его мне.

Конечно, я попыталась. Какое там: перстень, казалось бы, большой, мужской, сидел как влитой.

– Это нечестно, Одо, - сказала я. – Вы хотели спасти меня и Дагнару, пускай даже ценой собственной жизни. А я теперь просто не хочу вас отпускать, потому... потому что я глупая девчонка, как вы говорите,и мне без вас... я не смогу без вас! Это неравноценно!

– Я не сумел отдать перстень той Эве, как ни старался. На этом – точка, – произнес он и покосился вниз, на толпу. – Говорите, вы никогда не целовались?

– Я... что?..

Пожалуйста, никогда не проделывайте этого впервые на глазах у тысячной толпы Очень неловко, клянусь Двуединой.