Староста моей мечты или Я не буду тебя целовать!
Шрифт:
Пнув друга в голень, я с силой рванулась вперед, послышался какой-то жалобный треск и… В следующий момент я-таки сжала вожделенную, тонко-цыплячью шею этого придурка!
Не сильно. Без фанатизма. Но так, что глаза у него округлились - любо-дорого посмотреть!
– Жду тебя завтра, партнер… На репетицию, - и вот вроде бы я даже не кричала. Голос не повышала. Но Димка с лица слегка сбледнул и ржать прекратил.
А может он просто увидел, как за моей спиной подозрительно сощурился мой верный рыцарь печального образа… В смысле, Елизаров заинтересованно прислушивался к нашему разговору,
– Белоярцева ты… - Григорьев честно попытался подобрать слова. Не смог. И буркнул, обиженно, вырвавшись из моей хватки.
– Да ну тебя, бешеная какая-то. Чтоб я еще раз с долбанутыми на всю голову девицами связался...
– Тебе добавить?
– вежливо поинтересовалась я. Ну как вежливо…
Судя по вздрогнувшему Димону, наверно, с похожей интонацией прапорщик в армии командует. Не знаю, не проверяла, честно.
– Не знай я тебя так хорошо, подумал бы что ты влюбилась, - задумчиво протянул Елизаров, незаметно оттеснив меня в сторону выхода. И протянул мне что-то, невозмутимо заметив.
– Держи. Кажется, это твое.
Я недоуменно моргнула, опустив взгляд. И только вздохнула, рассматривая все, что осталось от капюшона моей любимой кофты. Засунула несчастный клочок в карман и выдала, гордо задрав нос:
– Я? Влюбилась?! В этого идиота?! Фу, Костян. Я думала, ты лучшего обо мне мнения!
А вот о том, что друг попал не в бровь, а в глаз, но ошибся с объектом, я все-таки промолчу. На всякий, так сказать, случай!
Глава 6
Арина Белоярцева
– И все-таки, мне кажется, ты что-то темнишь, мелочь, - задумчиво выдал Елизаров. И добавил, стырив с моей тарелки честно купленный в буфете эклер.
– Эй, Аринка, Аринка… Чего тебя все время в неприятности-то тянет?
Вот тут я чаем-то и подавилась. И уставилась на друга с таким же суеверным ужасом, как кролик на удава смотрит. Еще и лоб потрогала, на всякий случай. Мало ли, температура, лихорадка там, бред…
После чего зло фыркнула, сдув с носа прядь волос:
– Вот кто бы говорил, а? Костян, мне тебе по памяти перечислить все те приключения, куда ТЫ меня втянул или список на день рождения презентовать? С перечислением всех заслуг, блин? И начиная непосредственно с Хомяка!
– Ну… Мелкая, целовать его ты полезла добровольно. Своим планом действий ты делиться не пожелала… Так что, кто тебе виноват-то?
– и эта хитрая морда так загадочно подмигнула, что у меня аж руки зачесались надеть ему тарелку на уши. И будь мы где-нибудь за пределами родного университета, быть бы Елизарову битым и очень обиженным. Но…
Но блин. Лимит неприятностей на этой неделе мной явно исчерпан. Поэтому я просверлила в друге обалденного празмера дырку своим фирменным уничижмительеным взглядом и буркнула:
– Да вы сговорились что ли… Всю жизнь мне теперь этот поцелуй припоминать будете?
– Ну….
– Костя-я-ян, - я сощурилась, легонько пнув его ногой под столом.
– Ладно-ладно, - фыркнул этот… Придурок. Прожевал эклер, смерил меня долгим задумчивым взглядом и осторожно уточнил.
– Так чего тебя сегодня на ковер таскали?
– Воспитывали, - я пожала плечами, усиленно делая вид, что ничего особенного не произошло.
– Честно просили не позорить славное имя факультета, не делать нервы ректорату и… - тут я выдержала многозначительную паузу. Чтобы гордо заявить, глядя на Елизарова.
– Сослали в лапы твоего любимого му… Учителя хореографии. Так что готовься, Елизаров. теперь ты от моей компании вовек не избавишься!
Друг вопреки ожиданию угрозой не впечатлился. Почесав бровь, Костян чему-то усмехнулся и растянул губы в пугающе счастливом оскале:
– Жду не дождусь, мелочь. А в партнеры тебе кого выдали? Хомяка?
– Во-первых, право называть его Хомяком есть только у меня, - я ткнула ему пальцем в лоб.
– А во-вторых…
Что там “во-вторых” я так и не придумала. Потому что прямо передо мной нарисовался какой-то парень, улыбаясь во все тридцать два зубы, и протянул мне одинокую засохшую розу, заявив:
– О, прекрасная из прекраснейших… Не возьмешь ли ты на поруки истинного представителя гордого клана хомяков и не соблаговолишь ли сходить с ним на свидание?
А пока я глупо хлопала глазами, переваривая такой “оригинальный” подкат, из-за моего плеча послышалось уже привычно знакомый, полный недовольства голос самого лучшего старосты всея университета:
– Хомяков, я понимаю, зачем это тебе. А вот с какого перепугу я на этот спектакль подписался, не подскажешь, нет?
– Цыц, холера, - легкомысленно откликнулся этот новоиспеченный Хомяк номер два. И наклонившись ко мне, заговорщицким тоном прошептал.
– Прекрасная леди, а не соблаговолите ли вы познакомиться со мной поближе? Так сказать, в приватной обстановке? Возможно даже подарите мне поцелуй?
– Хомяков, а ты не оборзел?
– горячая ладонь сжала мое плечо. И я была готова поспорить на жизнь чертова суицидника Григорьева, что Хованский веселое настроение своего товарища (а этот кент точно ему знаком, зуб даю!) не разделяет.
Вопрос только почему?
– Мелкая, а я не понял… - вдруг вклинился в этот задушевный диалог голос разума в лице Елизарова.
– Ты когда это успела штат поклонников расширить? А я не в курсе?
– Елиза-а-аров!
Кажется, этот вопль души у нас с Ильей вырвался одновременно. И даже интонации были похожими, с одинаковой долей обреченности и желанием убивать. Я назвала Костяна голосом разума? Забудьте, я жестоко ошибалась. С мозгами у моего закадычного товарища по-прежнему большие такие проблемы. И с юмором. И с чувством такта.
С последним вот прям стопроцентно, блин. Потому что это наглая зараза и не подумала подумал смутиться под нашими испепеляющими взглядами, продолжая улыбаться во все свои тридцать два зуба.
– Чайка, у тебя в рюкзаке все еще валяется краткий справочник по истории России?
– задумчиво поинтересовался Хованский. Руку с моего плеча он не убрал, наоборот, начал неосознанно поглаживать пальцами мои напряженные мышцы.
– Тот, что толщиной с палец?
– уточнила я, на всякий случай. Попутно пытаясь вспомнить, сдала я этого монстра в библиотеку или опять забыла. И что-то мне подсказывало (не иначе, как некстати проснувшаяся совесть), что этот ужас все еще в моем рюкзаке.