Староста страны Советов: Калинин. Страницы жизни
Шрифт:
— Не навредят они там? — с беспокойством спросил Мануильский.
— Поздно. Да и товарищи наши уже предупреждены, — ответил Калинин.
Теперь, когда дума опустела, большевикам не было никакого смысла оставаться здесь. Решили идти в Смольный, узнать обстановку.
На улице — темень. Ни трамваев, ни извозчиков. Изредка быстрым шагом проходили небольшие отряды вооруженных матросов или рабочих. В центре слышались редкие выстрелы. По черному небу полоснул прожектор.
Миновали Знаменскую площадь. Начался Суворовский проспект. Михаил Иванович был скор на ногу, товарищи едва успевали за ним. Мануильский покашливал, видимо, был простужен. Он-то как
— Вероятно, пожар, — сказал Мануильский.
Михаил Иванович, вглядываясь, отрицательно качнул головой:
— Нет, не пожар.
— Тогда что?
— Это заря, товарищи! — радостно воскликнул Калинин. — Заря нового дня, заря нашего будущего!
— Не может быть. До рассвета еще далеко.
— А вы подойдите сюда, ближе ко мне, — позвал Михаил Иванович, остановившись. — Отсюда виднее.
Впереди, среди черных домов, на фойе мрачного неба, ярко, празднично и призывно всеми окнами, всеми фонарями подъездов светился, сиял, разгоняя ночную тьму, прекрасный Смольный дворец.
Хозяин большого города
"Дом под каланчой" — так называли в Петрограде здание на Невском проспекте: с большими окнами, с приметной издалека башней. Оно и до сих пор является одним из украшений города. Для Калинина это здание, в котором размещалась дума, стало особенно памятным. Октябрьская революция разом ликвидировала Временное правительство вместе со многими его учреждениями. А городская дума уцелела. Это орган выборный, его не отменишь. К тому же большое и сложное городское хозяйство ни на один день нельзя было оставлять без руководства. Надо давать в дома свет и воду, поддерживать движение транспорта и многое-многое другое.
Революция распространялась по стране от центра к окраинам, провозглашая и устанавливая повсюду новую жизнь. А в Петрограде, в столичном городе, существовало вроде бы две власти. Новая, Советская, быстро набиравшая силу, и старая дума, защищавшая интересы буржуазии, противившаяся всем начинаниям большевиков. Хуже того, в помещении управы с ее многочисленными комнатами тайно встречались враги нового строя. Был создан так называемый "Комитет спасения родины и революции", которым руководил городской голова Шрейдер. Такое название вводило в обман обывателей. Питерские большевики, рабочие не без иронии "окрестили" его "Комитетом спасения контрреволюции". Отсюда расползались слухи о том, что в Петроград скоро вступят войска, верные Временному правительству, расправятся с большевиками и с теми, кто помогает им. Отсюда шли указания в министерства, в различные государственные организации не выполнять требований Советской власти.
Даже собственной "гвардией" Шрейдер умудрился обзавестись. Молодые добровольцы из богатых семей несли охрану здания, выполняли обязанности связных и курьеров.
Городской голова начал создавать по всему Петрограду домовые комитеты, якобы для защиты жизни и имущества граждан. Это особенно насторожило Михаила Ивановича. Хитер старый лис Шрейдер! Значит, на каждой улице, в каждом доме появятся вооруженные отряды, послушные ему. Сила внушительная. Никак нельзя смотреть на такое "начинание" сквозь пальцы.
Шрейдер, похоже, намеревался исподволь превратить столичную думу чуть ли не в главный орган государственной власти, распространить свое влияние по всей стране. Установил связь с иностранными посольствами, попросил их, даже потребовал признавать только те документы, на которых есть его подпись. Некоторые дипломатические
Чтобы заручиться поддержкой внутри страны, Шрейдер затеял еще одну авантюру: решил собрать общероссийский съезд представителей городских и земских самоуправлений, сколотить такую организацию, которая повсюду в провинциальных городах и губерниях играла бы главную роль. Прямо-таки наполеновские планы были у городского головы. Михаил Иванович, имевший доступ на все заседания, ко всем документам думы, внимательно наблюдал за действиями Шрейдера. Дом 33 по Невскому проспекту — "дом под каланчой" — превращался в штаб контрреволюции. Пора было принимать меры.
Калинин поговорил с Луначарским, с Мануильским, и большевики-думцы обратились в Совет Народных Комиссаров с предложением распустить городскую думу, избранную еще при старой власти, не отвечавшую нынешнему положению в столице. Совнарком постановил: быть посему!
Новые выборы состоялись через две недели. В них приняли участие все желающие жители города: особенно рабочие, бедняки с окраин. И сразу выяснилось, какая партия пользуется поддержкой народа. Из двухсот новых гласных сто восемьдесят восемь были большевиками. На первом же своем заседании они избрали городскую управу, председателем которой стал Калинин.
Казалось, все ясно, однако Шрейдер и его компания новых выборов не признали и продолжали собираться "под каланчой". Дума-то переизбрана, а старая управа действовала, распоряжалась. И вот 1 декабря 1917 года Калинин и Мануильский вдвоем отправились в думу. Они теперь представители законной власти, надо брать хозяйство в свои руки. Вошли, отдали гардеробщику пальто. Михаил Иванович, мельком глянув в зеркало, одернул френч.
Едва переступил порог зала — все головы повернулись к нему. Тишина — мертвая. На лицах — изумление, любопытство, ненависть. Да, на взаимное понимание рассчитывать не приходилось. Михаил Иванович поднялся к знакомой трибуне, отыскал глазами Мануильского. Тот кивнул поощряюще. Калинин в ответ чуть заметно приподнял руку: ничего, дескать, не беспокойтесь. Твердо прозвучали его слова:
— Я, избранный на основе всеобщего равного голосования петроградским городским головой, прошу вас сложить свои полномочия и оставить помещение!
Он думал, что зал разразится криками, руганью, топотом. Не впервой ему вызывать негодование этих людей. Но на этот раз они подготовили нечто другое. Раздался смех. Даже не смех — презрительный, надменный оскорбительный хохот. Слышались лишь отдельные голоса:
— Глядите какой! Голова без головы!
Михаил Иванович был несколько обескуражен. Смотрел на искаженные злобой лица, на распяленные хохотом и криками рты, и постепенно гнев разрастался в нем. Однако он давно и хорошо знал: грубость, хамство — эхо оружие тех, у кого нет достаточных аргументов. Он и мальчишкой-то, бывало, никогда не бранился, редко повышал голос, а, пройдя школу профессионального революционера, научился владеть собой при любых обстоятельствах.
— Господа! — Он нарочно назвал их не гражданами, а так, как обращались в царское время. — Вы рано веселитесь, господа! Пословица говорит: хорошо смеется тот, кто смеется последним. Мой вам совет — покинуть это помещение раз и навсегда!