Старовский раскоп
Шрифт:
И он уселся за стол, вяло жевал холодную тушенку из жестяной банки, но, видать, неуютно ему было под навязчивым Алининым взглядом, и тогда он просто свинтил с бутылки крышечку и глотнул прямо из горла. Алину передернуло — так легко глотнул.
И было странно — подводило желудок от голода, но становилось все страшней, и не до еды уже было.
— Зачем мы тут? — много раз повторяла, а он только или пил, или вздыхал, или ходил из угла в угол.
— Зачем?
… Охотилась бы… Живи себе… пока можно…
Глядел мрачно, злился, предлагал поесть или сходить погулять.
Но нет, Алине нужно было знать. Наверняка. Алина, конечно, не мнила себя семи пядей во лбу. Знала, что в житейских вопросах подчас туповата, а уж на свою интуицию полагаться — дело пустое.
— Зачем?
— Ну и дура…
— Может быть. Но ответишь ты мне все равно, дура или нет.
— Иди проветрись.
— Ты пьян.
А он вместо ответа взял и опять обернулся Пантерой. Хвостиком, значит, махнул — и за дверь. И был таков.
Алина разозлилась. Уф, как разозлилась! Никогда раньше в себе такой злости не подозревала.
И лапы… лапы!… сами вынесли в холод и яркий полуденный свет. Ослепило. Ночью оно как-то лучше. Днем лес оказался незнакомый… Очень резкий, чрезмерно яркий, слишком грубый, не сглаженный в острых углах ночной темнотой. Солнце — высокое и далекое, белое пятно в бледном серо-голубом морозном небе, рябой, в серых и желтых оспинах снег тут же вымочил брюхо и вообще раздражал. Ни следа ночного очарования. С этим, колючим и крикливым снегом никакого удовольствия возиться… В нем просто тонешь и морозишь брюхо.
Но Алина была зла.
И, наплевав на неприятный снег, рванула по следу. Он уже далеко ушел, до границы дальнего околка, а за околком терялся. Ничего. Вряд ли при всем желании удастся потерять след пьяной пантеры. Пьяная пантера — ха! — здешние леса такое вряд ли видали хоть раз. Ну, держись…
Топкие сугробы взметались под лапами ошметками лежалых хлопьев, летели в морду и залепляли глаза, а трасса следов — острая и спиртная — петляла не хуже заячьей. И не перебьет ее ни широким перебором волчьей лежки, ни веревочка — цоп-цоп! — торопливых мышиных следиков, ни коротко налетевший и тут же умчавшийся дальше порывистый ветерок. Вот здесь Кот катался по снегу, как если бы пытался унять кусачих насекомых, прямо как уличная блохастая кошка… Здесь точил когти, ободрал до "мяса" березу. Здесь резко свернул. Здесь взрывал снег, кого-то ловил…
Здесь…
Вот он.
Низко прижимаясь к снегу грудью, нервно подергивая хвостом, затаившись, крадется к писку и теплому запаху голеньких, молочных еще крысят.
А вот нехорошо маленьких обижать! Уррррррр! И…
Клубок!
Не ожидал! Вот пьяяяяяяяяяяяяяянь! Ррррррррр! Вот…
Сильный и тяжелый, зараза!
А ну отвечай, зачем?! Представление устраивать зачем?!
Подминает под себя… Снег в нос, в пасть! Заррррраза!
Зачем? — выдыхает вместе оттаивающей в капельки тумана снежной мелочью. — Зачем?! А затем! Затем, что…
Рычит и зубами треплет как котенка за шкирку, мотает из стороны в сторону, гваздает в ворохе сугроба.
— Зачем?
— …затем, чтобы…
Зубы треплют зло и сильно, но аккуратно, чтобы не поранить, а только вышибить дух из легких и мысли из мозгов. И правда ведь — вышибет! Зарррраза! Зачем, ты мне ответишь, или нет?! Урод хвостатый, пьянь блохастая!
…Ночь упала внезапно. За суетой незамеченная, она взвилась вверх, в небо с полной и доброй луной, оранжевым костром свадебного огня. Со всех сторон огни помельче, но горячие желтые — все Кошки Клана собрались. Где-то среди них Инкины родители, смотрят, прицениваются… Где-то среди них, а может, где-то в совсем буреломных зарослях, в чаще и глуши — сама Инна. Ее бока в полнолунном свете лоснятся серебром, а глаза у нее необычные, не такие, как у всех, не желтые — совсем-совсем зеленые. Говорят, что зеленые глаза бывают только у любимцев Саат, тех, кого Она осенила своим благословением. Инна вообще необычная — целиком об хвоста до кончиков усов… Скорее бы уже… Чего тянуть?!
Костер взмыл ввысь, облизал звезды и те засияли ослепительно, как только что отпечатанные монетки.
Кошки клана о чем-то шепчутся, перерыкиваются. Переминаются с лапы на лапу другие Коты — в этот раз аж пятеро. Очень много для одной весны. Тут Олег, Игорь и Рем, Сашка и Женька, близнецы-братья… Переминаются с ноги на ногу, нервничают… Тут ведь главнее — понравиться родителям невест… И черт его знает — это поддаваться надо или, наоборот, чтобы долго не могли поймать? Если поддашься, подумают, что слабак, если не сможет найти — рассердятся…
Ну!
Наконец, выступает одна — маленькая, но крепкая, сильная, вся состоящая из стальных мышц Пантера. Это Юта, подруга главы Ингмара. Её Охота была в позапрошлом году, когда Антон еще считался по законам клана неполнолетним и сам в обряде не участвовал. Только видел. Издали. Мельком. Но Юта была хороша. Такая подруга Ингмару и нужна — сильная, ловкая, красивая… Прямо как Инна.
Юта наклоняет морду. Бьет хвостом по земле — у костра проталина, черная и мокрая. Шум затихает. Юта низко, коротко рычит. Огонь приседает, медлит, и тут же — подымается, но уже другим. Зеленым, как глаза Саат.
Пора!
Олег напролом — через кусты. Он бежит к реке. Он уже договорился со своей Олесей. А Сашка с Женькой, конечно, вместе…Они на опушку. Игорь прячется в стороне колодца. Он тоже не намерен "играться" долго. Пришли-нашли-поженили. А вот что делать Антону Костину?
Вздохнул.
Антону Костину — прятаться! Срочно! А то уже поглядывают с недоумением…
Затрясла мордой… головой… нет, мордой… черт побери, что происходит?! Наваждение? С ума схожу?! Куда ты меня тащишь? Пусти!
Схватил за шкирку — и через сугробы… Пусти! Что ты делаешь?…..
— Не трепыхайся…
— Пусти! Прекрати! Это ты… эта свадьба? Это твоя, да?
— Заткнись.
— Зачем?!
… Родители у Инны оказались славные. С первого взгляда понял, что славные, но вот когда Инна пришла с утра из ванной комнаты, босая, растрепанная и слегка напуганная, и сказала, что она не совсем уверена… но, кажется, будет малыш.
Растерялся. Они с Инкой хотели не так вот сразу, а "немного пожить для себя".