Старшая Эдда. Песни о богах

Эпосы, легенды и сказания

Полно также было в Вальхалле конунгов и ярлов, совершивших на земле много подвигов, но в чертоге Одина знатные и простые сидели рядом, и не было там никакого неравенства. Прислуживали веселящимся за столами эйнхериям валькирии, девушки столь же прекрасные и милые в мирном общении, сколь и свирепые, когда по поручению Высокого отправлялись они на поле битвы забирать павших в Асгард. Обычно невидимые воительницы иногда всё-таки показывались смертным, и не здоровилось тому, кто их видел: то для людей был дурной знак. Звали валькирий Гунн, Рота, Скульд, Скеггьёльд, Труд, Хлекк, Хьерфьетур, Гель, Гейрахёд, Рандгрид, Регинлейв, Скёгуль, Хильд, Гёндуль, Гейрскёгуль.

Жили в Вальхалле и другие

девы. С горящими глазами и развевающимися волосами, беспощадные и азартные, летели они по небу на своих призрачных конях, врезаясь в гущу боя и забирая с собою тех, на кого указывал Один. Однако и сам он часто не мог усидеть на месте: едва только доносился до Асгарда шум очередного боя, вскакивал Высокий с трона, седлал Слейпнира и слетал следом за своими посланницами с радужного моста. Любо было ему находиться невидимым посреди самой яростной сечи, любо было выбирать для Вальхаллы новых эйнхериев, и в пылу битвы раздумывал он, кому отдать победу. На чью сторону вставал Отец Всех Павших, та сторона и выигрывала, однако всегда приказывал Один валькириям забирать к себе и мертвецов проигравшего стана, если бились те, как полагается храбрецам, так что всем героям после их предсмертных мучений доставалась награда. А вот те, кто не показал себя в битве и пал бесславно, прямиком отправлялись к Хель.

Несмотря на то что храбрецов всё прибывало, всем эйнхериям в Вальхалле Высокого находилось место за столами, где каждый вновь прибывший мог вдоволь есть и пить. Для того чтобы накормить такое множество воинов, повар Высокого Андхримнир каждое утро убивал и разрубал на части волшебного вепря Сехримнира. Затем он клал части в сотворённый карликами медный котёл Эльдхримнир, варил до готовности и подавал эйнхериям, но, несмотря на их неуёмный аппетит, на желание поглощать с утра до вечера мясо и добела обгладывать кости, пищи никогда не убавлялось, более того, к вечеру вепрь вновь становился целым.

Что же касается питья, то коза Хейдрун, которая проживала в Вальхалле, каждый день щипала с Иггдрасиля листья – вот почему из её вымени бесконечно струился мёд, которого хватало, чтобы напоить допьяна всех эйнхериев.

И когда наскучивало храбрецам пировать, брали они мечи и щиты и выходили во двор перед чертогом, схватываясь на радость Одину и другим асам в поединках, беспощадно поражая друг друга, – то было для эйнхериев любимой забавой. Стоит ли говорить, что после тех схваток, в которых крови лилось не меньше, чем в какой-нибудь битве в Мидгарде, убитые, пусть даже разрубленные мечами и секирами, подобно жертвенному вепрю, на части, тут же Всеотцом оживлялись и вместе со своими противниками как ни в чём не бывало вновь усаживались за столы.

Сам Высокий ничего не ел. Восседая на троне перед пирующими, опирался он на своё копьё, часто задумывался и вид имел отрешённый, однако видел и слышал всё, что происходило перед ним. Пищу, которая лежала на его столе, Один время от времени бросал двум волкам – Гери, что значит «жадный», и Фреки, что значит «прожорливый», – довольствуясь только мёдом поэзии.

Что касается тех волков, то глаза их сверкали огнём, клыки же были острее стрел, и никто, кроме самого Высокого, не смел к ним подойти. Гери и Фреки чутко стерегли своего хозяина и брали мясо только из его рук, возлегая по обеим сторонам трона Одина, днём и ночью охраняя его.

На плечах Всеотца часто сидели два ворона, которые с разных сторон нашёптывали богу о том, что происходит на свете. Для того чтобы донести все новости, с раннего утра облетали вороны землю, заглядывали в самые её укромные уголки и не боялись пролетать над морем. Видели птицы всё, что творилось, а слух у воронов был такой, что даже кошачья поступь и шорох ползущей змеи были им слышны. О самой, казалось бы, не стоящей внимания мелочи не ленились они доносить Одину. Звали воронов Хугин, что значит «мыслящий», и Мунин, что значит «помнящий». Так доверял Высокий вещим птицам, что, когда долго они не возвращались, начинал тревожиться и до тех пор не успокаивался, пока не садились уставшие вороны на его плечи. Клевали они мясо волшебного вепря только из его рук.

Часто в Вальхалле, в палатах, где эйнхерии поднимали свои рога с божественным мёдом Хейдрун, а валькирии без устали спешили от стола к столу, подливая напиток воинам, обласкивая их взглядами и приободряя словами, возле трона Одина собирались и его сыновья: Тор, беспощадный в сражениях с ненавистными ётунами, но добродушный во время пиров, а также верный Хермод, умный Видар, тихий Вали и, наконец, любимец отца – добрый Бальдр.

О, Бальдр, Бальдр! Незаживающая рана Высокого! Спела Вёльва о боге Бальдре:

И Бальдр, весь в крови,Смерть свою встретил.Стал омелы побег острой разящей стрелойИ ужасную рану,Направленный Хёда рукой,Бедному Бальдру нанёс.

Высокий вздохнул. Причина его вздоха была понятна ведьме: Бальдр – справедливый и кроткий, которого обожали все женщины, от простушек из Мидгарда до золотоволосых богинь, никому не наносил вреда. Асы и люди называли его Добрым. Когда после зимней стужи спускался Бальдр с моста-радуги в Мидгард и проходил по лесам и долинам, всё вокруг расцветало, ибо приносил он с собой весну.

Однажды всеобщий любимец пожаловался на то, что в последнее время снятся ему дурные сны, предвещавшие его жизни большую опасность. Боги встревожились. На состоявшемся совете было решено оградить Доброго от любых неприятностей, ибо асы очень им дорожили. И тогда заботливая Фригг объехала все царства, включая Альвхейм, Мидгард, Ётунхейм, Нифльхейм, Муспелль, а также подземелья карликов и даже Хель, взяв клятву со всех без исключения – с растений, камней и живых существ, с воды, огня, воздуха и со всего сущего, – что никто и ничто никогда не принесёт Бальдру никакого вреда. Дали ту клятву металлы, горы, земля, деревья, болезни, яды, змеи, насекомые, рыбы, птицы и даже злобные великаны. После того Бальдр успокоился и настолько пришёл в себя, что с удовольствием начал участвовать в новой забаве: асы метали в него копья, пускали стрелы, бросали камни, рубили его мечами и даже Тор направлял в него свой молот. Бальдру всё было нипочём: стрелы от него отскакивали, мечи не ранили, молот каждый раз возвращался к Тору, не причинив увечий тому, против кого был задействован, и всё это очень смешило и Доброго, и всех асов. Дошло до того, что боги частенько стали собираться на поле перед Асгардом и, словно дети, с утра до вечера предавались этой забаве.

Один Локи не радовался. Приняв образ старухи, сын лжи и обмана прямиком направился к Фригг. Богиня, увидев на своём пороге старую женщину, завела с ней приветливый разговор. Гостья, словно невзначай, поинтересовалась, что там поделывают боги на поле перед Асгардом. Фригг ответила: они занимаются безобидной игрой – стреляют из лука и метают копья в Бальдра, но это не приносит ему никакого вреда. «А всё оттого, – добавила Фригг, – что я взяла со всего сущего на свете клятву не причинять зла Доброму». – «Вот как! – воскликнула старуха. – Все ли дали такой обет?» Фригг задумалась и вспомнила: «Растёт к западу от Вальхаллы побег, который зовётся омелой, но он настолько хил, мал и тонок, что мне показалось смешным брать с него клятву».