Старшая правнучка
Шрифт:
Жена Людвика, носившая звучное имя Гортензия, была столь красива, что красота заменяла ей все остальное, в том числе и ум. Правда, она оказалась прекрасной хозяйкой и вот теперь с наслаждением принялась за подготовку к свадьбе племянницы. О железном ящике вспомнила лишь в тот момент, когда невесту обряжали в подвенечный наряд. Глядя на изящную фигурку перед зеркалом, вокруг которой суетились горничные, подружки невесты, тетки и собственная мать, Гортензия озабоченно произнесла:
– Сумеешь ли ты поставить свой Блендов на нужную ногу? Твой жених, может, и важное лицо, а все не мешает иметь собственное поместье, как следует обустроенное. Хотя, скажу тебе, дорогая, вести хозяйство такой крест
– Какие ящики? – рассеянно поинтересовалась тетка Барбара.
– Да не знаю, какой-то тяжелый железный ящик, им прижимали капусту с незапамятных времен. И Марцыся туда же, вспомнилось им, что по всему дому ищут шкатулку с дневником бабки Матильды…
– Что? – резко отвернулась от зеркала невеста, старшая правнучка, особа заинтересованная. Незакрепленная белая вуаль взлетела легким облачком, тут же раздались женские вскрикивания.
– Что "что"? – не поняла Гортензия.
– Тетя, повторите, что вы только что сказали! – потребовала Юстина.
– Деточка, да стой же смирно, дай фату приколоть! – жалобно попросила дочку Дорота.
Тетка Гортензия в подробностях рассказала о тяжелом железном ящике, который много лет служит гнетом для бочек с капустой.
Тут и у тетки Барбары вывалились из рук волны кружев.
– Пятый год все мы ищем дневник бабки, ей завещанный, – злым голосом произнесла она, кивнув на невесту, – наконец он нашелся, пусть даже в капусте, да ты о нем позабыла?!
– Вот именно! – вздернула носик Юстина, опять поворачиваясь к зеркалу. Теперь можно было заняться и собственной свадьбой, эстафету надежно подхватила тетка Барбара
Гортензия разгневалась.
– Да какое мне дело до того, что найдет в погребе служанка? Обе с кухаркой одно твердили: с давних пор капусту этим сундучком придавливают, так что с того? А если вы пожелаете на него взглянуть – воля ваша, только проследите, чтобы сначала Марцыся камень на бочку положила, не то капуста испортится. И вообще, заниматься этим следует уже после свадьбы.
– Никаких "после", немедленно! – решительно заявила тетка Барбара. – Тут подружки невесты и без нас справятся, а мы с тобой в подвал спустимся, раз уж до тебя не доходит. На свадьбу поспеем.
Продолжение диспута последовало уже в подвале, над бочкой с капустой. Тетка Барбара хотела сундучок сразу унести, да не тут-то было. Силы в руках не хватило, пришлось бы к животу прижать, а это наверняка нанесет ущерб кружевам и атласу сшитого к свадьбе платья. Призвать на помощь служанок не позволила Гортензия, ибо не оказалось под рукой никакого камня взамен, так что железный ларец оставили до поры до времени на прежнем месте. Обе дамы были компромиссом недовольны, не прерывая жаркого спора вернулись в покои и приняли участие в свадебных торжествах.
Сразу после венчания Юстина со свежеиспеченным супругом Болеславом поспешила на вокзал, к венскому поезду, увозившему их в свадебное путешествие. На ходу успела узнать от тетки Барбары, что действительно какая-то большая железная шкатулка стоит на бочке с капустой в погребе. Ответственная по природе, Юстина не забывала о завещанном ей прабабкином дневнике, однако нельзя сказать, что чувство ответственности помешало ей наслаждаться утехами медового месяца. Свадьба, собственно, и заставила новобрачную проявить некоторое легкомыслие по отношению к обязанностям наследницы.
Молодые отбыли в Вену, а в Глухове разобиженные друг на дружку тетка Барбара и жена ее брата Гортензия совместно навалились на Марцысю, чтобы нашла наконец какой подходящий камень. Камень нашли, и предмет спора извлекли из подвала.
А тяжелый ящик был страшно. Только тогда перестали удивляться тяжести не такой уж большой шкатулки, когда выяснилось, что, во-первых, очень толстые у нее стенки, а во-вторых, внутри оказалась еще одна – серебряный ларчик, изукрашенный очень тонкой гравировкой, причем на него тоже серебра не пожалели. Обе шкатулки удалось вскрыть без особого труда, и в меньшей обнаружился дневник бабки Матильды – крупного формата тетрадь, оправленная в красный сафьян.
Присутствовавший при вскрытии престарелый Томаш, старший сын завещательницы, с трудом удержал дочь и сноху от немедленного чтения дневника. Пришлось сурово напомнить любопытным бабам, что читать его автор дозволила лишь самой старшей правнучке, и никому больше. В данный момент правнучка моталась где-то между Бьяррицем и Монте-Карло, и следовало дождаться ее возвращения.
Томаш же позаботился о сохранности дневника, упрятав его в своем личном сейфе. Жил он в собственном доме на краю хутора Служевец, где в наши дни крупнейший в Польше ипподром. Уже в ту пору его начинали строить, но тогда еще это была и не Варшава вовсе, а от строящихся конюшен и беговых дорожек дом Томаша отгораживали дорога и довольно изрядная роща. Впрочем, Томаша лошади не интересовали, ими с увлечением занимался его сын Людвик, оставляя без внимания коров и прочую скотину, а также луга и пашни в доставшемся ему богатом поместье. Томаш с пониманием относился к страсти сына и не вмешивался в его дела. На жизнь хватало даже и без доходов из глуховского поместья, деньги поступали от международной компании по торговле древесиной в виде неплохих процентов.
Юстина же с головой погрузилась в новые, дотоле незнакомые ей ощущения. До сих пор вся жизнь ее проходила в тени легкомысленной и несчастной Хелены, и с раннего детства Юстина инстинктивно пыталась противопоставить себя старшей сестре. Хелена вся отдавалась развлечениям Юстина всерьез занялась искусством и культурой, презирая игры и забавы. Хелена была глупа и ленива – значит, Юстине приходилось проявлять рассудительность и трудолюбие, ставшие ее второй натурой. Хелена всегда любила наряжаться, предпочитая фривольные и вызывающие одеяния, – Юстина, в силу долга и вопреки собственным вкусам, выбрала спортивный стиль. И только теперь, когда Хелены уже на свете не было, а сама она вышла замуж, могла наконец дать волю натуре, позволить себе расслабиться и беззаботно отдаться радостям супружеской жизни. Ее молодой муж Болеслав, юноша из хорошей семьи, вежливый и сдержанный, вдруг потерял голову от любви к молоденькой супруге, сдувал пыль с ее ножек и незамедлительно выполнял всякое ее желание. В такой обстановке Юстина расцвела, похорошела и твердо решила до последней капли испить сладкую медовую чашу, отодвинув на потом все заботы и дела.
Медовый месяц не мог длиться вечно, Болеслав занимал высокое положение в железнодорожном министерстве, долг призывал его вернуться, более трех месяцев отсутствовать никак не мог. С тяжким вздохом Юстина сама ему об этом напомнила – все-таки ответственной она была натурой, и пришлось собственными руками положить конец волшебной сказке.
Вернулись, и не успела еще Юстина отдать все визиты, как встревожило ее самочувствие. Тошнота по утрам и головокружения говорили сами за себя, что ж, того и следовало ожидать. Юстина даже порадовалась, что будет ребенок, но неприятности со здоровьем не стали от того меньше, отнимая все силы. Их хватило лишь на то, чтобы убедиться – о прабабкином дневнике позаботился дедушка Томаш.