Старшая сестра
Шрифт:
– Что случилось? – спросила я.
– Бывает, что шарики попадают в лунку и застревают в ней. Вот я и исправила, – быстро проговорила сестра и отошла от меня. Это опять, уже в другом автомате, зажглась красная лампочка. Она погасила ее, покрутила ручку и снова подошла ко мне.
– В кино сходим в другой раз. Но коль уж ты приехала, давай поговорим. Я не могу стоять на месте, ты ходи за мной…
Не договорив, она повернулась ко мне спиной и пошла вдоль автоматов, стуча по полу шлепанцами.
– Первый ряд – номер пять, второй ряд – номер два, четвертый ряд – номер одиннадцать, двенадцать и пятнадцать. Четвертый ряд, прошу побыстрее.
Голос из динамика подгонял девушек, следивших за работой автоматов. Шагая за сестрой как привязанная, я встала на цыпочки и выглянула за перегородку.
На высоком табурете сидел мужчина с микрофоном, которого я даже не заметила, входя в зал. Маленький, невзрачный, лет двадцати пяти. Он зорко наблюдал за тем, что происходит в зале.
Я посмотрела на соседнюю перегородку. Это там, кажется, был четвертый ряд и горели три красные лампочки. Девушка за перегородкой суетливо бегала взад-вперед и гасила лампочки.
– Ко-тян, – громко позвала она.
Ей, как и сестре, было не больше восемнадцати, щеки у нее были по-детски пухлые.
– Кто это с тобой? – спросила она, когда сестра встала на цыпочки.
– Моя сестренка, – громко ответила сестра и повернула назад, потому что уже дошла до конца перегородки. Я отстранилась, пропуская ее.
– Ты писала, что Кунио ушел из дому. Почему он это сделал? – спросила сестра, проходя вперед.
– Он поссорился с Хироси. Ни мамы, ни меня не было дома. Когда я пришла, бумажные цветы, растоптанные, валялись по всему полу. Хироси уже ушел, а Кунио, укрывшись с головой одеялом, плакал.
Я рассказывала, глядя на сестру, стоявшую ко мне спиной.
– Какой жестокий! И сам нищий, и как вы будете жить, не подумал, – сердито проговорила сестра, то и дело останавливаясь и поднимая стоявшие под ногами коробки с шариками, чтобы вставить их в автоматы. Потом спросила: – Ну а куда он ушел, ты не знаешь?
– Не знаю.
– И друзей-то у него нет. Куда же он мог уйти – один, такой больной?
Сестра опять торопливо зашагала вперед, я – за ней. Она все время вертела головой направо и налево, следя за автоматами.
– Я недавно послала деньги. Вы получили?
– Да, получили. Ты, сестрица, просто спасаешь нас каждый месяц. Мама всегда так радуется.
Я заметила, что в автомате рядом со мной шарики не двигаются, и отошла, пропуская сестру.
– Маме тоже достается, – вздохнула она, снова устремляясь вперед.
– С прошлого месяца на шахте ползарплаты стали давать талонами. И Хироси, и мама получают теперь только половину денег.
– Делают из нас дураков! Ведь на талоны можно покупать только на распределительном пункте.
– Конечно. Вот все и бегут туда. Оглянуться не успеешь, как рис и крупу уже раскупили; и всегда очередь. А ведь овощи и рыба портятся быстро…
– Разве на эти талоны проживешь?
– Мама тоже так говорит. И на другую шахту не переедешь – сейчас везде плохо.
– Верно.
– Третий ряд – номер два, третий ряд – номер два, – послышалось в динамике.
Сестра резко обернулась, оттолкнула меня и побежала к автомату, в котором горела красная лампочка. Она покрутила ручку, привстала на цыпочки и сказала клиенту, высунув голову из-за автомата:
– Извините, автомат не работает.
Когда я подошла к ней, она грустно засмеялась:
– Не дают спокойно поговорить, да?
– Наверно, тебе тяжело целый день ходить взад-вперед в этой теснотище? – спросила я.
– Тяжело-то тяжело, да уж лучше, чем прислуживать кому-то. Правда. Ты ведь весной заканчиваешь школу, да? – Она посмотрела на меня. – Куда пойдешь работать?
– Хочу поступить ученицей в ателье европейского платья, – выпалила я. Это была моя давнишняя мечта.
Сестра ласково улыбнулась:
– Так ты станешь портнихой? Это хорошо. Тебе это подойдет – ты аккуратная и руки у тебя золотые.
– Третий ряд, третий ряд, – взывал динамик.
Сестра обернулась. Красного огонька нигде не было видно.
Она поднялась на цыпочки и посмотрела на мужчину с микрофоном. И я тоже приподнялась следом за ней. Повернувшись к нам всей своей неказистой фигурой, он приветливо улыбнулся, потом что-то негромко сказал сестре и бросил какой-то пакетик.
– Тебе, Сэцуко, – протянула мне его сестра. Это была шоколадка.
– Чего это он?
– А я говорила, что сегодня ко мне приедет сестренка, вот он и припас ее для тебя.
– Почему? – удивилась я.
– Наверное, хотел сделать мне приятное, – немного важничая, пояснила сестра, но, увидев мои удивленные глаза, хихикнула и добавила: – Понимаешь, я ему нравлюсь.
Я посмотрела на зардевшееся лицо сестры. Носик у нее был прямой, удивительно красивый. Глаза счастливо сияли.
– Сестренка, и тебе он нравится? – спросила я.
Она повернула ко мне лицо, улыбнулась одними глазами и сказала:
– Нет. Мне вообще не нравятся такие мужчины.
И сестра, словно актриса на сцене, к которой прикованы все взоры, царственной походкой заскользила по тесному пространству.
Она подождала, пока я догоню ее, и горделиво добавила:
– Не хочу связываться с таким неудачником! Мне нужен человек состоятельный и порядочный. Моя мечта – выйти замуж за богатого, пусть мать порадуется. Ну сколько можно жить в нищете? Вот о чем я думаю, Сэцуко.
– Да-а, – пробормотала я, запнувшись. И подумала: а захочет ли богатый, порядочный человек жениться на нищей девушке, которая даже школы не закончила, но, встретившись с серьезным взглядом сестры, которая, конечно, и сама понимала это, я ничего не смогла ответить.