Старший брат царя. Книги 3 и 4
Шрифт:
— Где видел?
— Здесь... В свите князя Вяземского, — нашёлся Клим, подыскивая в памяти, когда это могло быть.
Но дьяк не стал копать дальше, насмешливо взглянув на него, веско сказал:
— Не спрашиваю когда!.. Ну, как тебя, Левко, Гераська расспрашивал о поездке в Соль Вычегодскую? Что хотел знать? — Левко принялся рассказывать, но дьяк перебил его: — Это уже слыхал. Он советовал тебе, о чём говорить, о чём молчать? Что обещал?..
Вопросы засыпали Левко, он пытался отвечать, но сбивался, а дьяк подбрасывал ещё и ещё. Вопросы были пустяковые, но Клим понял, что дьяк умышленно запутывает парня. Так оно и получилось. Дьяк приказал:
— Двадцать
Клим наблюдал экзекуцию и размышлял, что ему пожалует этот главный палач. А Левко плети переносил мужественно, только вздрагивал и кряхтел, глотая воздух открытым ртом... Последовал новый приказ:
— Этих обратно в темницу. С тобой, Одноглаз, мы ещё встретимся... Сюда остальных трёх слуг князя.
И вот тут, видать, лукавый подтолкнул Клима:
— Господин судья, дозволь попросить тебя.
Дьяк вскинул голову, он привык, чтобы отсюда готовы были бегом бежать, а этот с просьбой! Внимательно посмотрел на Клима. Тот увидел в его светло-голубых глазах удивление и насмешку.
— Ха!.. Проси.
— Дозволь взять в темницу малость жира вон из туеска.
— Одноглаз, ты что? Забыл, где находишься?!
— Прости, господин судья, помню. Всё ж лекарь я, потому и прошу. Этим жиром боль сниму, многие мучаются страшно!.. Глядишь, сохраню людишек вам...
Дьяк рассмеялся:
— Людишек у нас хватает! Больше околеют — меньше работы!
Слова словами, а кату всё ж приказал подать берестянку с жиром. Потом узнал: звали того дьяка Софроном.
Из пытошной вернулся только Дорофей, Гераська и Влас сгинули... А на следующее утро, лёжа на животе, Дорофей шёпотом поведал, что сталось в пытошной. По приметам, допрос вёл всё тот же дьяк Софрон: голубоглазый, русоволосый, с пегой бородой — в середине седая, а по краям тёмная. Допрашивал строго, особенно Гераську, когда узнал, что тот подсажен в тюрьму Ловчиковым, а Власа, что тот был слугой Изверга. Обоих повесили на дыбу, вывернув руки.
— А меня выпороли! Я, видать, сознание потерял. А когда очухался — меня водой окатили, услыхал: от Гераськи требовали — куда сбежал Ловчиков, а у Власа — встречался ли князь с Извергом и кто убил Изверга.
Клим спросил Дорофея:
— И кто же убил его?
— Выходит, какой-то воевода Строгановых. Тут меня подняли и увели. Дьяк молвил: «Ты, — говорит, — Дорофей, запомни хорошо: обманул вас Влас, не того привезли князю. Нужно воеводу, а вы лекаря! Понял?» Понял, говорю, батюшка судья.
Пока Дорофей повествовал, Левко глядел широко раскрытыми глазами то на Дорофея, то на Клима, оба лежали на животе, но Левко мог уже поворачивать голову... Какие-то мысли появились у парня...
Вечером дня через три в очередной раз загремела щеколда, стражник никого не привёл, а начался привычный разговор:
— Дюжинный три! — Сердце упало!
— Тута мы!
— Одноглаза на выход! — Клим начал спускаться с нар, теперь там его место. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия — тут никто хорошего не ожидал. Тем более стражник добавил: — С рухлядью.
Около Клима выросли дюжинники, ходячие заключённые, подняли головы лежачие — всех он пользовал. Послышалось:
— Прощай, Одноглаз! Прощай! Здоровья тебе!
Клим от двери низко поклонился темноте:
— Прощайте, ребята! Не поминайте лихом!
Всеобщему вниманию удивился стражник:
— Ишь ты, оказывается, какой желанный! — Заперев дверь темницы, усмехнулся: — Тут рядом будешь — тебя в лечебницу повелели.
Из темницы Клим много раз выходил, но только сейчас увидел вторую дверь с другой стороны лестницы. Её открыл
Вот голос из угла:
— Лекарь, что ли? Вот тут его место. А это полка с лекарствами.
Клим подошёл, присел на нарах. Его позвал чернобородый человек, довольно упитанный, что ново для этих мест. Чтобы не молчать, Клим спросил:
— А где же тутошний лекарь?
И спокойный ответ:
— Вчерась повесили.
Разговаривать пропало настроение. Клим лёг на место повешенного и попытался раствориться в бытующем тут безразличии.
Среди ночи его разбудил испуганный крик:
— Ой-ей! Помогите! Умирает!
Кричал скелетообразный человечек, вжавшийся в стену на нарах, прижавший колени к груди. Темница зашевелилась, закашляла, застонала, но никто не поднялся, кроме чернобородого и Клима. Взобрались на нары. Перед ними седая голова, уткнувшаяся в подушку, предсмертно хрипела. Зубы вгрызлись в подушку, потянули — наволочка порвалась, высыпались перья. Разжали рот, очистили от перьев и лоскута. Клим делал искусственное дыхание, но до тела несчастного страшно было дотронуться — раны, синяки, а спина — кровоточащее мясо от кошек!.. Усилия не прошли даром — дыхание восстановилось, оживший испил воды. Слезая с нар, чернобородый сказал, что спасли они князя Вяземского — его так палачи отделали, что родная мать не узнала бы! Остаток ночи Клим провёл рядом со спасённым, как мог, облегчая его мучения, в то же время думая про себя: «За каким бесом я выхаживаю его на свою выю!»
Повторилось, как в первой темнице, — вдруг лекарь потребовался всем. Чернобородый охотно помогал и рассказывал, пояснял. Здесь не было дюжинных, он, по его словам, являлся доглядчиком. Был он также из осуждённых и отбывал наказание здесь. От него Клим узнал, что названная стражником «лечебница» — это темница, где отлёживались изломанные на допросах заключённые, которые могли ещё понадобиться судьям.
Клим только сейчас ощутил невероятность и весь ужас происходящего: в этой подземной темнице ему пришлось пользовать высочайших вельмож государства! Вон там лежат рядом хранитель печати государевой Иван Михайлович Висковатый и казначей государственный Никита Фунтиков. Дальше — дядька юных лет государя Семён Яковлев, а на другой стороне нар думные дьяки Степанов и Васильев. И тут же опричный князь Вяземский, и ещё, и ещё многие другие не менее знатные ближайшие люди государя!
Здесь Клим повёл себя смелее: попросил служителей, приносящих еду, и они притащили охапку лопухов и сумку подорожника — как известно, надёжнее лекарства нет! А также туесок свиного сала.
За седмицу тут появился ещё один вельможа — Алексей Фёдорович Басманов — первый любимец государя! Этот, как показалось Климу, телом был здоров, но болен душою. Отросшие не в меру волосы на голове и бороде косматились, грязные, нечёсаные; взгляд испуганный, блуждающий, одежда хотя и дорогая, но испачканная и порванная. Он непрерывно ходил между нарами. Когда уставал, садился где-нибудь в уголке и, раскачиваясь взад-вперёд, непрерывно говорил что-то себе под нос. Клим не видел, чтобы он спал.