Старт
Шрифт:
— Еще вчера вечером все было готово. Ты куда подевался? — И снова пропал в толпе.
Биги попытался быстро сунуть сверток в карман, но Дико цепко сжал запястье его левой руки:
— Ну-ка покажи!
Биги сморщился от боли, разжал руку.
— Можешь не считать, точно тысяча… Видишь, я говорил тебе, что все улажу, а ты… Ну, доволен?
Дико спрятал деньги и сурово взглянул на Биги. Тот казался измученным, а в бегающих глазах — бессильная злость.
— Нет! — отрезал Дико. — Когда отдашь все, тогда закончим счеты. Еще четыреста!
— Да нет же у меня, ну нет!
— Найдешь!
Кончилось тем, что Биги
Через некоторое время они снова столкнулись нос к носу в центре города, и Биги ухмыльнулся, облизывая красные губы, как будто между ними ничего не произошло.
Городское первенство прошло при полупустых трибунах. Зрителями были только игроки, их друзья и поклонники. Если срочно не придумать и не предпринять что-то, если не вдохнуть новые силы в этот спорт, стадион может совсем опустеть. Так, по крайней мере, воспринял происходящее здесь Дико. Как хорошо и легко игралось ему раньше! Мяч мелькал в воздухе, игроки сами были похожи на упругие быстрые мячи, игра кипела и бурлила на поле, и все это отражалось на трибунах. Там ревели, стонали, кричали, свистели, вскакивали на ноги, хватались за головы, обнимались… Красивый был тогда баскетбол! Теперь играли не так… Дико надеялся, что найдется какая-нибудь команда, которая разрушит шаблон и увлечет за собой остальных, но даже признаков оживления пока не замечал. Игра развертывалась, как замедленные кадры какого-то странного фильма, одни побеждали, другие проигрывали, а скука все сильнее и шире захватывала площадку и трибуны.
Соревнование входило в последнюю фазу, а еще ничего не произошло, и Дико пока ничего не сумел сделать. Да и что он мог, если от него требовалось только подавать мяч в игру и быстро возвращаться назад?.. Не видя перед собой никакой перспективы, он даже не понимал, помогли ему последние усиленные тренировки или нет. А другие — поймут ли они, если он сам в растерянности? Здесь постоянно были тренеры, регулярно приходил и Малинов. Они внимательно следили за игрой, что-то записывали в блокноты. Отодвинутый в глухую линию обороны, он должен, обязан сделать что-то, иначе он навечно будет осужден на забвение…
Команда играла неплохо, даже интересно — таково было общее мнение, но успеха не имела. На этот раз она справилась со своим противником, но — с трудом, в самые последние мгновения. А те, кто регулярно побеждал «Зарю», ломал ее в первые же минуты. Выходило, что ожидания Кирила не оправдались и старался он впустую. Поэтому, решил Дико про себя, никому не будет обидно, если он немного побеспокоится о себе. Уже не думая о Кириле, он бросился в нападение, создал острый момент, прорвался к корзине, но там его никто не поддержал, его порыв повис в воздухе, к тому же в его движениях не было прежней легкости, они были какие-то угловатые, вымученные, нервные.
И вот результат, чего он больше всего боялся, — его отправили на скамейку резерва. Два матча играли без него — ни хорошо, ни плохо, однако указания тренера выполняли точно, а это, судя по всему, было для Кирила самое важное. Дико решил терпеть и молчать: «Это временно. Он
«Красная заря» хорошо играла против студентов и часто выигрывала. Но и «Академик» старался изо всех сил и тоже не раз одерживал победу. В команде студентов было несколько игроков, взятых в национальную сборную: там играл Савов — это подзадоривало Дико, разжигало желание сразиться с ним. Но студенты были молоды, играли всего три-четыре года, а он был стар…
За день до матча Динков, один из наиболее влиятельных тренеров, столкнулся с Дико в коридоре и, уже не имея возможности избежать встречи (все члены совета во время этих соревнований, увидя Дико, будто случайно сворачивали в другую сторону), остановился и спросил:
— Ты почему не играешь, Дико? У тебя травма?
— Со мной все в порядке… Завтра буду играть…
Найден и Данчо были поблизости и слышали его слова. Дико показалось, что они как-то странно поглядели на него.
— Конечно, если меня поставит тренер, — добавил он и принужденно улыбнулся.
Дико плотно позавтракал и лежал до обеда, а после обеда ушел в лес и гулял там, пока не пришло время идти на матч. Он вернулся домой, взял сумку с экипировкой. Отец ждал его.
— Ты играешь сегодня?
— Не знаю.
— Почему Кирчо не ставит тебя?
— Ты его спроси.
— И спрошу.
— Только посмей!.. Ну, я пошел.
— Подожди, пойдем вместе!..
Дико быстро вышел из квартиры, стал спускаться по лестнице, перескакивая через две-три ступеньки, но вдруг остановился — ему пришло в голову, что он может поскользнуться, вывихнуть ногу — и прощай, игра! Он пошел медленнее, у входной двери закурил сигарету, прислушался. Сверху слышались тяжелые, шаркающие шаги Старика по ступенькам, время от времени они прекращались — видимо, Старик отдыхал на площадках. Дико стало стыдно и жаль отца, но все-таки он не дождался его — хотелось остаться одному. Перед большой игрой он не любил разговаривать, его раздражали малейший шум, голоса, даже музыка…
…Вот это новость — трибуны почти заполнены! Дико подумал, что тут сработал не только традиционный интерес к дуэли между «Красной зарей» и «Академиком», но и слухи о том, что зарянцы выйдут против студентов с какой-то новой тактикой — вещь довольно редкая в последнее время. Все-таки как люди любят баскетбол!
Атмосфера большого состязания!.. Дико почувствовал, как его пробирает дрожь волнения. Конечно, ему хотелось играть, но в то же время и страшно было — а вдруг собьется, провалится? А вокруг столько людей… И все скажут: правильно поступили в комитете, он уже не годится для национальной сборной. И это станет окончательным приговором, не подлежащим обжалованию…
В прежние годы, когда слава его была в зените, его охватывал какой-то особый трепет перед большим матчем. На него смотрели сотни зрителей, он был для них особенным человеком, не похожим на других, обыкновенных, место которым — на трибунах, среди преданных поклонников спорта. Он любил тогда нарочито медленно, не глядя по сторонам, сходить по лестнице, потом так же медленно, с высоко поднятой головой пройти по площадке мимо судейского стола, где кроме судей, теснясь, сидели шефы. Пусть все видят его! А потом он выбирал уединенное местечко и там небрежно присаживался — как случайный зритель.