Старт
Шрифт:
Старик с укором посмотрел на сына.
— Что ж ты выдаешь меня? — засмеялся тот.
— Дико… — тихо произнес Малинов, он больше не мог терпеть. — Можно тебя на минуту?..
Отец и сын молча шли по улице. Старик едва поспевал за сыном, с трудом переводя дыхание, то и дело покашливал, пытался заглянуть сыну в лицо, но Дико с каким-то злобным упорством отворачивался.
— Я не пойду домой! — резко бросил он.
— А… а куда же ты пойдешь?
Дико не ответил, только еще больше нахмурился. Потом внезапно остановился и с вызовом произнес:
— Хочешь знать, о чем мы говорили с Малиновым? Выгоняют меня из сборной — вот что!..
Пелин Диков от удивления приоткрыл рот.
— Да, да! Можешь прочесть об этом в сегодняшнем «Спорте» — я оставил его на серванте!..
— Не может быть!.. Так вот в чем дело…
— Разве ты не видел? Они никак не могли решиться сказать мне об этом!.. — Дико презрительно фыркнул. — Во всяком случае, я знаю, кто это сделал, — Савов, больше некому.
Старик всем своим видом выразил удивление.
— Я знаю, что ты скажешь! — вскипел Дико. — Маринчо парень хороший, честный… И я так думал, и в этом была моя ошибка!.. Похоже, он давно задумал выжить меня — ты ведь знаешь, Петрунов его брат?
— А ты не спросил тренеров за что? Все-таки они должны были… А может быть, из-за того случая на таможне? Я постарался все уладить, но кто знает?.. Может быть, им передали?
— Глупости! Будто я один вожу!
Некоторое время они молча глядели друг на друга. Старик никак не мог поверить в то, что его сын уже не входит в сборную. Постепенно его лицо потемнело, щеки запылали, голова слегка закружилась. Давление…
— Ну ладно, я пожалуй, схожу в магазин…
Оставшись в одиночестве, Дико с сожалением подумал о том, что зря обманул отца, — у него не было никаких планов. Сумка неприятно оттягивала плечо. Надо сначала отнести ее домой, а потом видно будет…
Он выбирал глухие малолюдные улочки, ему не хотелось ни с кем встречаться и разговаривать, выслушивать сожаления, отвечать… Кроме того, он не был уверен, сохранит ли самообладание при встрече с кем-нибудь…
Прежде чем повернуть на улицу Любена Каравелова, где был их дом, он замедлил шаг. В начале улицы когда-то был пустырь, на котором любители спорта недавно оборудовали баскетбольную площадку. Ему так не хотелось проходить мимо нее — еще издалека он услышал глухие удары мяча в щит, и сердце неприятно сжалось. Все-таки надо Пересилить себя… Вместе с презрением к тем, кто здесь напрасно тратит время, он почувствовал и зависть, жгучую зависть — они играют… Они, глупцы и счастливцы, играют только ради самой игры и радуются как дети. Он не может, давно не может так…
Дико оперся подбородком о железные, кое-где уже тронутые ржавчиной прутья ограды. На площадке тренировался всего один человек — стройный длинноногий парнишка, без гольфов, в старомодных сатиновых трусах. Парень посылал мяч из самого дальнего угла площадки, при более сильном ударе мяч летел на другой конец, парень бегом доставал его, быстро возвращался на старое место и снова повторял все сначала — терпеливо, упорно, упоенно… Дико понравилось его лицо — круглое, с мягкими чертами, взгляд сосредоточенный, никого и ничего не видит вокруг кроме мяча… И он когда-то был таким, и он часами мог бросать мяч, десять, сто, тысячу раз из одного и того же дальнего угла, пока совсем не останется сил и пестрые круги не пойдут перед глазами. В этот миг, глядя на парня, Дико остро почувствовал, что в чем-то ошибся… Но когда, в чем? Стало больно, тоска сдавила грудь, еще немного, и он расплачется, прямо здесь, на улице… Когда же он оступился? Вот он выбрал путь, было трудно, но радостно, а потом… потом он будто отклонился и пошел по другому пути, тут он тоже многое получил, но все-таки это был другой путь, не его, не настоящий…
Мяч скользнул по площадке и откатился к ограде, где стоял Дико. Парнишка подошел, поднял мяч и выпрямился. Взгляды их встретились. Дико будто увидел себя в далекие годы — красный, растрепанный, с пересохшими, потрескавшимися губами — и грустно улыбнулся прошлому. Парень смутился и тоже улыбнулся. И по тому, с какой страстью он снова набросился на мяч, с какой силой выдал серию сложных и замысловатых ударов. Дико догадался, что парень узнал его и играет для него… Дико вдруг страстно захотелось войти на площадку и сказать парнишке что-нибудь ободряющее, дружески похлопать по плечу. Но он не сделал этого. Внезапная мысль озарила сознание: «Да, да, именно так! Я верну все за месяц-два! Они думают, что я уже ничего не могу, а я, в сущности, не тренировался как следует уже больше двух лет…
Дико еще раз улыбнулся парню — на этот раз улыбка вышла светлая, открытая — и, совершенно позабыв о своей горделивой походке, почти бегом отправился домой…
Старик еще не вернулся. Дико решил не медлить ни минуты, но, когда он клал сумку с экипировкой в нижний ящик шкафа, взгляд его невольно упал на медали в серванте, они будто поддразнивали его: «Эй, ты, генерал в отставке!»
Произошло нечто непонятное: Дико, который так гордился своей комнатой, вдруг окинул ее новым взглядом — и увидел совершенно в ином свете. Эти флажки на стенках, эти серебряные кубки, бархатный коврик со львами, который он привез из Египта, пестрые шторы из Праги, белый кнопочный телефон на тумбочке — рисовка и дурной вкус — неужели это могло ему нравиться?..
Кнопочный телефон! Как дорого он стоил еще несколько лет назад… Девушки прямо ахали от восторга. Дико гасил все лампы, и кнопки телефона с цифрами загорались бледным фосфоресцирующим сиянием. А шарж польского художника Венцковского? Дико нарисован с мячом в одной руке, другая прижимает к груди очаровательную женскую головку. Но самым потрясающим было освещение — одним нажатием клавиша Дико мог залить комнату мягким красноватым светом, второй клавиш погружал все в розовое море, третий поражал сиренево-голубой таинственностью… Над всеми этими фокусами потрудился бывший соученик Дико — верзила, которого Дико долго водил за нос, обещая сделать баскетболистом.
Но пора начинать новую жизнь. Что бы вынести отсюда? Больше всего раздражают спортивные атрибуты. Надо начать с альбома. Дико взял тяжелый альбом в красном бархатном переплете и перенес его в комнату отца — Старик наверняка будет рад…
Диковы занимали квартиру из двух комнат, холла, кухни и ванной. Когда Дико стал получать приличные деньги, то предложил отцу откладывать пенсию. Старик обиделся: достаточно того, что они питаются на деньги Дико, а за все остальное он будет платить сам.
С годами Старик стал настоящим гурманом, полюбил хорошую еду и научился прекрасно готовить самые разнообразные блюда. Когда они садились за стол, Старик с беспокойным ожиданием смотрел на сына — жаждал оценки своего очередного изобретения, и Дико считал своим долгом польстить отцу и рассыпался в комплиментах его поварскому таланту. Только после этого начиналась трапеза, во время которой они сообщали друг другу газетные новости и личные планы на день.
Но в последнее время все как-то изменилось. Дико все больше молчал, думая о своем, все реже рассказывал о тренировках и команде, а порой забывал даже оставлять деньги на хозяйство. И тогда Старик — ему было стыдно просить денег у сына — выкраивал на еду из своей пенсии, а на столе появлялись более чем скромные, хотя по-прежнему вкусные, блюда. Иногда Дико вспоминал о деньгах, спохватывался и выкладывал все, что у него было. Старик аккуратно отсчитывал положенное, остальное возвращал сыну, тот машинально клал деньги в карман, снова думая о чем-то своем…