Старые истории (сборник)

Можаев Борис Андреевич

Весь путь до Раскидухи Живой метался по своей пристани, как заяц по островку, отрезанный половодьем. В голову лезли всякие тревожные мысли насчет ликвидации, но он гнал их, цеплялся за ремонт... "Да что я, в самом деле, ремонта испугался? Ну, постою недельки две на участке, проконопачусь... Только и делов. А может, и новый дебаркадер дадут? Теперь техника вон как в гору пошла. У меня ж не дебаркадер - и впрямь сундук старый. Одной воды из него выливаешь ведер сто за день. Я что, насос-камерон?"

Вспомнил Живой,

как еще прошлой осенью писал в контору заявление, чтобы починили дебаркадер либо матроса еще назначили, "потому как одному отбоя от воды нет, а семью свою держать на откачке задаром не имеем полного права...". Садок Парфентьевич ответил коротко: "Просмолим". Но не прошло и месяца с весны, как дебаркадер снова потек.

"Поди, совесть сказалась у них. Комиссия осмотрит, а там, глядишь, Дуню проведу к себе матросом. И заживем..."

Напоследок Фомич написал карандашом на тетрадном листе новое заявление насчет ремонта. Может, пригодится?

В контору вошел он вроде бы успокоенный.

– Меня что, в ремонт определили?
– спросил он рыжую диспетчершу.

– Заместитель по кадрам все вам объяснит, - ответила она уклончиво.

– Это кто ж такой? Владимир Валерианович?

– Нового прислали. Он в кабинете Садока Парфентьевича.

Из диспетчерской дверь вела в кабинет начальника.

– Ну-ка я спрошу!
– Фомич взялся за дверную ручку.

– Погодите!
– строго сказала диспетчерша.
– Что, не слышите? Он же занят.

Из кабинета доносились голоса. Дверь была тонкая, фанерная. Живой подался ухом к филенке, прислушался.

– Я вам говорю - план выполнять надо, план! Интересы государства! А вы мне про детей да про варево...
– раздраженно произносил вроде бы знакомый голос.

Другой звучал глухо, просительно:

– А семьи наши в чем виноватые?

– Да кто вас просил с собой их брать? Здесь что, производство или детский сад? А! Колхоз?

Знакомый голос, знакомый голос! Живой даже на дверь слегка надавил, но она предательски скрипнула.

– Товарищ Кузькин, ступайте на берег.
– Диспетчерша встала и выпроводила Фомича за дверь.
– Когда надо - позовем.

Делать нечего. Живой вышел на берег.

Неподалеку от конторского дебаркадера стояли две большие деревянные баржи. Возле барж сидели две бабы в фуфайках да мужик, небритый, седой, в резиновых сапогах и брезентовой куртке. "Видать, матросы с баржи", - сообразил Фомич.

– Вы чего, как цыгане, расположились?
– спросил он, подсаживаясь к мужику и вынимая кисет.

– Да уволили... Без предупреждениев, - ответил матрос, закуривая Фомичовой махорки.

– Как так?

– Да вот так...
– Матрос длинно выругался.
– Начальник новый появился.

– А Садок Парфентьевич?

– В отпуск ушел. Остался за него заместитель по кадрам. Нового прислали...

Такая щетина, что не говорит, не смотрит.

– Вот оно что!
– Фомич теперь понял, почему его в кабинет не пустили.
– До порядку, видать, охочий. Меня тоже вот с места сорвал. Пристань моя чем-то не понравилась. Во-он она стоит!
– Фомич кивнул на свой дебаркадер, причаленный к берегу.
– Из Прудков сняли.

– Ликвидируют?

– Ну, этот номер у них не пройдет. Мы тоже законы знаем.
– Фомич сплюнул в воду.
– А вы откуда?

– Из-под Елатьмы.

– Дальние!

– Не говори. Мы дрова на барках возили. А тут на Петлявке камень где-то не успели вывезти. План, что ли, не выполняют. Он и задержал наши баржи. "Выгружайся!" - "Как так?" - "А вот так. За камнем пойдут ваши баржи".
– "А мы?" - "Неделю посидите на берегу. Ничего с вами не случится". Вот и сидим. И домой ехать - за сто верст киселя хлебать. И тут несладко. Ребятишки...

– Да, этот храбрец, видать, из выдвиженцев, - сказал Фомич.
– Я к нему было сунулся - и на порог не пустил. Через дверь поговорили... В нашем районе был один такой. Сапог сапогом, а войдешь к нему в кабинет - и не глядит. Сам, паразит, сидит, а тебя стоять заставляет. А все почему? Потому как академию под порогом кончал. Вот и этот заместитель по кадрам, видать, такой же академик...

Матрос толкнул Фомича локтем в бок. Фомич обернулся и застыл. Перед ним стоял в синем кителе, в фуражке с крабом Мотяков. По тому, что был он в сопровождении Владимира Валериановича и дюжего парня в резиновых сапогах и в фуфайке, - видать, второго матроса с баржи, - Живой сразу догадался, что новый заместитель по кадрам и есть не кто иной, как сам Мотяков.

Он не крикнул на Фомича, не обругал его - только повел ноздрями, как бы принюхиваясь, и ушел, так ничего не сказав.

– Ну, теперь он сядет на тебя верхом, - сказал матрос в брезентовой куртке.

Фомич только плюнул и кинул окурок в Прокошу...

С тяжелым сердцем шел он теперь в контору. Мотяков на этот раз не заставил его ждать за дверями. Он кивнул Фомичу на стул у стены, сам прошелся несколько раз по кабинету, знакомо заложив руки в карманы. Наконец сел за стол и еще долго смотрел на Живого, будто впервые видел его.

– Я хочу, чтобы вы нас правильно поняли, товарищ Кузькин, - сказал он, миролюбиво и очень даже любезно глядя на Фомича.
– В Прудки ваш дебаркадер не пойдет.

– А куда же он пойдет?
– У Живого в момент взмокла вся спина.

– На Петлявку, в Высокое. Будет стоять там под общежитие грузчиков. Отправляйтесь завтра же.

– А в Прудки кто пойдет?

– В Прудках пристань сокращаем в целях экономии.

– А пассажиры как же?

– Там пассажиров-то два человека в день. Один убыток.