Старые раны
Шрифт:
Больше всего ей нужно было вяленое мясо… Где оно, в каком горшке? Где эти тупые выродки держали мясо?!
Так она бродила из угла в угол с постоянно растущим мешком за плечами. Обшарив все углы и плотно уложив припасы в мешок, она остановилась.
Теперь… осталось одно. Нитсири боялась, что это окажется самым сложным. Она почти забыла об этом, пока вынюхивала еду и переворачивала сундуки с горшками.
Викта сглотнула и нашарила философский камень. Предстояло найти еду и для него.
Она замерла в нерешительности. Глазок уже еле теплился, отсвечивал желтеньким
Разборчивый, зараза!
Очевидно, что камню нужна свежая кровь. Живая кровь.
Взвалив ношу на другое плечо, Викта крякнула и вышла из избы. Ее ждали сотни крутых ступеней и с десяток шатких мостков из тех, которые не успели порвать жадные лапы кхамеров. Она забиралась все выше и выше, пока не обошла все дома, до которых смогла добраться. И выгребла из них все, что могло пригодиться для дальней дороги. И даже чуточку больше.
Но ни в одном она не нашла хозяев — ни живых, ни мертвых.
Кхамеры собрали всех и утащили к себе в подземелья. Что ей еще оставалось? Обходить даже те избы, добираться до которых было смертельно опасно, в надежде найти хоть одно свежее тело? Слишком большая удача, чтобы на нее рассчитывать.
Этот? Нет. Этот? Снова нет.
Может быть здесь? Нет. Зачем она это делает, что она, в конце концов, думает найти? Даже если бы она нашла труп, которое кхамеры бросили несъеденным — во что поверить ей было сложновато после знакомства с этими уродами — его жизненные соки давно протухли.
К концу дня она уже давно перестала обращать внимание на собственный цинизм. Человек — пусть и псоглавец — предстал для нее просто сосудом с кровью, смертельно необходимой для питания философского камня. А значит и для абели, которой Викте предстоит стать. Это так.
Деревню уже затопили сумерки, а ее поиски так и не увенчались успехом. Ничего. Кхамеры сполна насладились пиром. Неисследованные дома еще оставались, но добираться до них было смертельно опасно, и едва ли она отыщет там хоть что-то, кроме запаха смерти и пустоты.
Нитсири села на мешок и обхватила голову руками. Где найти свежую кровь? Где?
Тут — если не краем глаза, то какой-то запоздавшей чуйкой — Викта заметила движение, и подпрыгнула на месте. К ней почти неслышно подходила ее недавняя знакомая Жу. Бледная и испуганная, боявшаяся каждого угла и каждой скрипящей половицы. Она смотрела. Не на Викту, а на мешок, на котором нитсири восседала, как на троне. И в глазах псоглавки горел нехороший огонек.
Жу что-то сказала ей. Глухо, еле слышно, но по тону было очевидно, что она явно не рада тому, что нитсири мародерствует в ее родной деревне. Викта промолчала бы, даже если бы могла облечь мысли во внятные для нее звуки. У нитсири просто не было сил осознать то, на что намекали небеса. Что от нее хотел ее возлюбленный Сеншес…
— Я же сказала тебе, чтобы ты оставалась внизу, — проговорила нитсири, не ожидая, что псоглавка поймет хоть слово. Но она должна была хоть что-нибудь сказать.
Сколько она здесь пробыла? Сумерки сгущались, а ребенок наверняка голодный.
— Иди сюда, маленькая, — позвала ее нитсири, но псоглавка заартачилась. По ее щекам текли крупные слезы. Она показывала куда-то пальцем и что-то говорила.
— Нет там никого, нету, — говорила нитсири, но Жу не замолкала. Викта проследила за ее пальцем — Жу показывала на избу, в которой нитсири так и не побывала. К нему вел мост, ступать на который нитсири не рискнула.
— Ты хочешь, чтобы мы пошли туда? — спросила Викта, кивая на избу, и Жу живо потянула ее за рукав. — Это что твой дом?
Жу все лепетала на своем наречии и толкала ее к мостку.
— И что, ты думаешь, мы там найдем? Не обманывай себя, Жу, — повторяла Викта, пока девочка подталкивала ее ближе к входу на мост.
А потом сама бросилась по качающимся доскам, не обращая внимания на испуганный окрик нитсири. Мост опасно поддался под ее весом, но девочку было не остановить. На середине она замахала в ее сторону, призывая Викту поспешить.
Викта с сомнением посмотрела на сооружение из веревок и досок и у нее закружилась голова. Едва ли это изодранное сооружение, отданное на расправу ветру и дождю, выдержит ее. Нет, туда она не пойдет ни за какие коврижки.
— Нет, там никого, Жу! — крикнула Викта и поежилась от своего голоса — так неожиданно громко и пронзительно он прозвучал в настороженном молчании этой деревни. Девочка уже миновала опасный участок и делала ей знаки, призывая не мешкать.
«Может на другую сторону есть другая дорога», — подумалось нитсири, но ее терзали сомнения. Слишком уж сильно пострадали эти подвесные дорожки, чтобы всерьез рассчитывать на обходной путь.
Жу махала ей уже с крыльца, и в следующее мгновение ее поглотила темнота, что скрывалась внутри родной избы.
Викта слишком долго глядела ей вслед — рассчитывала, что глупышка сразу же вылезет обратно, не найдя внутри ничего, кроме воспоминаний и пары мокрых пятен. Время шло, сердце начинало ускорять свой бег, солнце долизывало верхушки деревьев, а Жу все не было.
— Жу! — позвала ее Викта. Время текло. Никто не откликнулся.
Нитсири сама не своя от волнения бросила мешок и подошла к мосту. За прошедшее время тот отнюдь не оброс дополнительными веревками, не стал крепче и по-прежнему круто раскачивался над пропастью. Викта до белых костяшек сжала кулаки и вслух пожелала псоглавке перестать заниматься ерундой и немедленно возвращаться. Но нет. Из дома ни звука.
Викта подошла к краю и опасливо глянула вниз, в чернеющий котлован, от которого поднимался синеватый парок, больше ничего не было видно. Весь оптимизм сразу выветрился из головы, как только она представила, что из этой чертовой Ямы вылезают сотни и сотни зубастых, мохнатых рыл и начинают карабкаться к ней, цепляясь за деревья. Она еще зачем-то плюнула с верхотуры прямо вниз и охнула. Плевок быстро снесло ветром.
Сапог ступил на опасный мост и попробовал первую доску. Вроде крепкая. Теперь вторую ногу — только бы ветер не поднялся, и не сдул ее к Сеншесу!