Старые раны
Шрифт:
— Молодец какая, — похвалил ее Леший. — Давай, теперь за папу. А, вот и он, легок на помине!
Ада чуть не подавилась, когда из темноты вынырнули Крес с Вассой.
— Воспитание, Крес-Килса! Воспитание! — размахивал травник ложкой. — Тут главное правильный подход.
— Может, и мне чего посоветуешь, раз умный такой? — сказал Крес, присаживаясь с противоположной стороны костра.
— Ласка, Крес, ласка, — продолжал Леший опорожнять котелок. — Животину можно приручить только лаской и чуть-чуть строгостью. Никакие крики и грубая сила тебе здесь не помогут.
— Это
— Животина, человек, кхамер, рок’хи — все едино поддается дрессировке, нужно только найти за какую ниточку потянуть. Хотя нет. Без кхамеров. Они кроме как животом больше ничем думать не умеют.
Они разделили оставшийся ужин на троих. Некоторое время ели в молчании, слушая, как потрескивает пламя.
— А… вампиры? — нарушил тишину Васса.
— Вампиры, молодой человек, — охотно отозвался травник, облизывая ложку. — Вампиры — те же люди.
— А ты что их много знал, травник, чтобы так уверенно говорить? — спросил Крес.
— А как же! Вампиры от людей ничем не отличаются, по самой логике вещей. Печаль, зависть, ненависть… любовь. Те же самые чувства обуревают их, как огонь. С возрастом они, конечно, притупляются, и старая абель уже не столь яростна и свирепа, как молодая нитсири. Но и они иной раз показывали, на что способны — вот возьми твою Мерай. Ты, Крес, видно слышал истории о Викте Кровавой и Печальной?
— А как же. Кто в Альбии о них не слышал? Интересно, что о них слышал ты, житель Леса.
— Не нужно недооценивать Лес и лесных людей, Крес-Килса, — наставительно поднял черный палец Леший. — Мы храним опыт и знания такой древности, что вашей стране и не снилось.
— Рассказывай…
— Снова не веришь? Ну, я не удивлен. Жители больших государств всегда недооценивали малые народы.
— Рассказывай, в смысле историю. Васса очень хочет ее послушать.
— Я ни разу не слышал ни о какой Викте… как ее там? — подал голос Васса, елозя глазами по густеющим сумеркам.
— О, это очень поучительная история, — улыбнулся Леший. — И тебе, волчонок, неплохо бы слушать ее внимательно, ибо деяния Викты, позже нареченной Кровавой и Печальной, до сих пор аукаются в сердцах потомков. Рок’хи неплохо знают ее, ибо именно она была той, что выгнала твоих прапрадедушек в Лес. Слыхал про Ваарху Черногривую?
— Ага, — кивнул волчонок. — Это из сказки про женщину, которая пила кровь собственных детей и убивала чужих.
— Так вот это не сказка, маленький Васса, — рассказывал травник. — Ваарха Черногривая и Викта Кровавая и Печальная — это одно лицо, но народная память чуть подкорректировала реальные события, но сути не тронула. Дети — это народ Альбии, у которых ей подобные сосут кровь до сих пор, во всех смыслах. А чужие дети, которых она убивала и выгоняла на мороз, где они коченели в снегу, — это как раз твои предки, которые вынуждены были или умереть, или найти пристанище в Дикой Тайге. Большинство, как ты понимаешь, до нового дома не дошли, умерли по дороге страшной смертью. Ты же слышал такие истории, Крес?
— Я слышал много историй,
— Мы же не про людей говорим, — заметил Леший. — А про вампиров. Абелей.
— Люди… абели, — сказал Крес, заворачиваясь в плащ. — Кровь льется не потому что абели ее пьют. На Юге тоже льется немало крови и без абелей, люди сами как-то справляются. Рок’хи тоже хороши. Даже перед лицом смертельной опасности находится возможность свести старые счеты и пободаться. Естественно — такова воля д’ахов.
— И это говорит человек, голова которого будет лучшим подарком для абель Мерай?
— Не пытайся меня поймать на противоречиях, травник. Я знаю, что говорю. Если ты пытаешься сделать из абелей всемирной зло, то очень зря. Зная рок’хи, должен понимать, что будь у них возможность, их вожди сделали бы ровно то же самое, чтобы выжить.
— Чтобы выжить? — захлопал глазами Васса. — Чтобы выжить, нужно выгонять детей на мороз?
— Кто тебе сказал о детях? Дети это из твоей сказки. А в реальности были те же самые мужики да бабы, с которыми ты прожил долгие счастливые годы, и которые, как запахло жареным, пришли резать и губить. Взрослые, озлобленные и жестокие.
— А ты не думал, что это Лес сделал их такими? — поинтересовался травник. — Поколения жизни в Дикой Тайге отнюдь не способствуют любви к ближнему.
— Ой, только не говори мне, что рок’хи до изгнания собирали цветочки и дружили со своими соседями, — скривился Крес. — Не вижу смысла в этом споре. Мы оба знаем, что рок’хи нынче пострадавшая сторона, как факт, и все что нам остается — только пожалеть и посочувствовать такой незавидной доле. Как бы было, случись рок’хи одолеть в войне?
— «Если бы», Крес, — покачал головой травник. — Это не аргумент.
— Каждый встречный-поперечный рок’хи угрожал мне обрезанными пальцами. Не говоря уже о том, что масса твоих собратьев мечтали развесить мои кишки на деревьях, как гирлянду. Я видел, на что способны твои обиженные и оскорбленные. Не делай мучениками тех, кто этого явно не достоен, и не забивай мальчонке голову этой чепухой. Есть хорошие люди, есть плохие. Муса был хорошим человеком. Аса — подонком и мразью. Разница в том, что последние очень любят выдумывать себе оправдания.
— Я сам решу, что мне думать! — ощетинился Васса. — Те, кто попал к нам в шавы, сами пришли сюда. Никто их сюда не гнал!
— Так поколотили бы их, как следует… Отшлепали бы по розовой попке — твой дед в этом был мастак. Но вы травите их до скотского состояния, до полной потери воли и человеческого облика. Как ни крути, не получается из вас миролюбивых созданий.
— Так хоть какая-то польза от вас, южан, — заметил Леший. — Не только убиваете их мужчин и насилуете женщин, но и помогаете восстановить то, что разрушили. Стать шавой — это плата за злодеяния Викты и тех, кто и сейчас не может оставить рок’хи в покое.