Старые раны
Шрифт:
От этого слова у нее забегали мурашки по спине. Яма. В Яме затихли и ждут ее. В Яме жила Тварь.
Внизу. Мы. Внизу мы, нитсири. Посмотри глазками на нас.
Викта встала на колени, подползла к краю платформы и обомлела. Под деревьями действительно что-то было. Яма была полна чем-то, что-то копошилось в ней, словно это был муравейник полный жизни. И все его обитатели ждали — когда же нитсири шлепнется к ним в ручки. В Яму, как в рот. Ам! — и нет глупышки.
Нитсири сдерживая внезапно подступившую панику, убралась от края подальше и свернулась калачиком прямо на досках. А что если они ее видели?
И вот она увидела ее случайно. Псоглавка стояла прямо над ее головой, почти на самой вершине рефа и неотрывно смотрела вниз. В Яму. А обитатели Ямы тянули к ней свои крючковатые пальцы и просили ее поторопиться и прыгать к ним. Вот одна нога псоглавки уже застыла в свистящем воздухе.
Сердце Викты мгновенно ухнуло и задрожало в каком-то припадке. Она бросилась к лестнице и бежала не разбирая дороги, перепрыгивая и перелезая через две ступеньки, непрестанно рискуя оступиться и самой полететь вниз, в руки чудовищ, которые жаждали закусить псоглавкой, но и нитсири им тоже наверняка сгодится. Каким-то чудом она карабкалась в правильном направлении, раздирая легкие морозом и повторяя «Жу! Жу!» безмолвными губами.
И вот она уже на платформе и вот перед ней худенькая фигурка с распущенными волосами, которые хватает озорник ветер. Еще удар сердца, еще короткий вздох и вскрик, и псоглавка летит в пропасть.
Викта рванула за ней, оставив благоразумие еще на лестнице, и выбросила вперед руку. Вот-вот ее ладонь, и нитсири словно коршун вцепилась в рукав.
Сеншес… Она такая маленькая, но такая тяжелая! Дай ей силы вытянуть дуреху обратно.
Ткань трескалась, нитки расходились по шву. Викта сжав зубы до треска в голове, тянула ее на платформу, перехватывая за одежду. Девочка не сопротивлялась и не помогала ей. Просто висела в воздухе, болтая ногами. А они дрожали и ревели от ненависти к глупой нитсири, которая лишает их законного ужина.
Нет. Не сегодня. Жрите друг друга, если хотите, твари.
Викта тянула девочку, почти не чувствуя больных мышц и страшной усталости. Еще немного и ноги Жу оказались на твердой земле, и ветру пришлось подавиться.
Нитсири оттащила безвольное, податливое тельце, как можно дальше от края. Жу трясло, ее било, она брыкалась, и Викта с трудом могла совладать с ней. Нет, девочка не пыталась вырваться и броситься в объятья смерти — ей казалось, что она уже в руках у чудовищ, они готовятся разорвать ее на части. Она открыла черные, блестящие от ужаса глаза и увидела Викту, которую трясло не меньше.
— Вихта, — шепнула она ей, безвольно повисая у нее на руках. — Махенехте.
Не было времени принимать благодарности. Нитсири подхватила псоглавку на руки и понесла вниз. Сеншес, только бы успеть! Она сбежала по бесконечным ступеням и побежала по мосту. Больше некуда было прятаться, больше для них не было пристанища в этой деревне — только родная изба Жу. Еще вечером Викта смертельно боялась даже приближаться к этим трухлявым доскам, думала, что от одного прикосновения стопы мост рухнет вниз — сейчас она неслась вперед, почти не замечая, что конструкция ходит под ней из стороны в сторону. Лишь однажды она украдкой глянула вниз и ужаснулась, ибо зрелище было страшнее некуда.
По деревьям карабкались они. И их глаза пожирала жажда. А Тварь, уже вылезшая из Ямы, указывала на беглецов своим железным пальцем.
Викта, как ошпаренная, влетела в избу и ногой захлопнула дверь наглухо. Бросив псоглавку на кровать, опустила засов, перевернула лавку и уперла ее одним концом в дверь. Потом закрыла ставни на немногочисленных оконцах, не забыла даже печную заслонку.
Теперь они одни — в темноте.
Дыхание рвалось изо рта, словно птичка из силков, целуя нос и щеки теплым. Что за ужас творится снаружи, Сеншес? Девочка всхлипывала, что-то бормотала. Нет, не плачь, девонька, ты не виновата. Это сама Викта загнала их обеих в ловушку, дура пустоголовая! Они теперь словно курицы заперты в курятнике, а снаружи волки уже делают подкоп.
— Тук-тук, — сказала дверь. Сердце Викты запрыгало в груди испуганным зайцем.
— Тук-тук… ТУК-ТУК, — повторил неведомый гость. Викта в отчаянии бросила руку к плечу и нащупала лишь пустоту. Где меч? Где клинок, еб… твою мать?!
Потеряла где-то, дура дрожащая.
А неутомимый гость все стучал и стучал в дверь, оглашая дом от пола до крыши. Его стуки становились все сильнее. И злее. Вот уже долбятся с десяток минимум. И каждый удар в голове отдавался тараном, который собирается снести дверь с петель, дать им зайти в дом. Толпа чудовищ в дверном проеме, облитая серебристыми лучами полной луны, будет последним, что она увидит в жизни.
— Пошли прочь! — крикнула Викта слабеньким дрожащим голоском. Таким же образом она могла окриком остановить шторм. — Оставьте нас! Вы уже получили свое мясо, зачем вам еще?!
Глупый вопрос, она знала это. Те, что живут под землей, не знают насыщения. Им всегда нужно больше, им всегда нужно сочнее и мягче. Они рыщут в поисках еды днями и ночами, а когда находят — съедают вместе с костями. И стоит им проглотить теплое, еще пищащее мясо, они внезапно осознают, что им не удалось даже на десятую долю утолить свой голод. И они хотят еще.
А она пытается им помешать, глупая. Будешь первой.
— Вон! Вон, я сказала! — только могла отвечать нитсири на каждый тяжелый удар. Но это не помогало. Дверь стонала под ударами и всерьез грозила вот-вот рухнуть, и даже лавка не поможет спастись от их голода. Такие же удары посыпались в окна. Викта услышала, как стучат по крыше и раскидывают солому, «раскапывая» вкусных беглянок.
Они не перед чем не остановятся. Это их еда, а она им мешает. Значит, сама виновата.
Вот доски начали вылетать одна за другой. В комнату ворвался лунный свет, за ним полезли руки. Много рук.
— Я Викта, абель из Альбии! — зашлась нитсири в отчаянном крике.
Руки и зубы рвали дверь на щепки. Стены начали трещать и трескаться. Крышу сорвало и разметало в стороны. Там тоже была луна, когти и слюнявые челюсти.
— Я отдыхаю здесь, и эта девочка — моя! — наставила она палец на их косматые рожи. — Она — мой ужин, и вы не смеете отнимать у меня то, что я собираюсь съесть. Прочь, прочь, твари!
Стук разом оборвался, словно его снесло ветром. Но чудовища никуда не делись, они были очень недовольны, что их прервали.