Старый Иерусалим и его окрестности. Из записок инока-паломника

Кавелин Леонид

Монастыри, греческий и латинский, находящиеся не в дальнем расстоянии один от другого и от моря, оспаривают себе честь построения на месте дома Симона усмаря, и, может быть, оба имеют на это право, ибо в книге Деяний просто сказано, что дом Симона был на морском берегу.

Дальнейшая судьба Яффы была несчастна: ее неоднократно разоряли до основания разные неприятели.

Когда евреи взбунтовались против римлян, Сестий обложил Яффу, взял и сжег ее, избивши восемь тысяч жителей; хотя она вскоре обстроилась снова, но служила убежищем корсарам (морским разбойникам), а потому Веспасиан сровнял ее с землею и поставил на месте города крепость.

Около крепости мало-помалу возник новый город, который был резиденциею православного епископа от времен Константина Великого до взятия города сарацинами и (арабами) в 636 году. Крестоносцы восстановили христианское епископство, но уже латинское, подчинив оное митрополиту Кесарийскому. Но по изгнании из Святой Земли крестоносцев Бибарс, султан египетский, в 1268 году разрушил крепость и все христианские драгоценности, какие только нашел в Яффе, употребил на создание мечети. С тех пор

Яффа сделалась городом мусульманским. Один из поклонников XVI века описывает современное ему положение Яффы так: «Город этот перед тем стоял на горе, а теперь все разрушено кроме одной башни, в которой живет стража. На морском берегу есть несколько древних жилищ, в которых мы укрылись». С XVI века Яффа очень оправилась. Турки построили там цитадель, которую взяли французы в 1799 году, а последний раз прославил имя Яффы первый консул Французской республики Наполеон Бонапарт, посещавший в бытность свою в этом городе зараженные моровым поветрием госпитали. Местные жители и до сих пор вспоминают имя гениального полководца, указывая на карантинные здания, где помещался тогда французский госпиталь. Наконец, в 1832 году египетский военачальник Ибрагим-паша занял Яффу, а по выступлении его из Сирии древняя Иоппия возвратилась под турецкое правление, ничем особенным для нее не замечательное.

Нынешняя Яффа, если смотреть на нее с моря, лежит на красивом холме, подножие которого как бы тонет в воде, а вершина увенчана зеленью. Сады служат в этой картине за террасы; над ними высятся полукруглые купола домов и наконец минареты, верхи которых купаются в прозрачной и теплой атмосфере. Город построен амфитеатром, довольно велик; в нем считается около шести тысяч жителей одних мусульман-арабов. Число христиан всех вероисповеданий не превышает пятисот человек. Опоясан старыми стенами, на которых стоят еще кое-где не менее старые орудия. В главных городских воротах и нескольких прилежащих улицах, которые составляют базары, довольно движения, зато остальные мертвы и пусты. Улицы состоят из каменных домов, но грязны и нечисты. Крыши домов – то совершенно плоские, то с куполами. Мечетей несколько, но ни одна не отличается изяществом архитектуры. Одежда мужчин, как и всех арабов-горожан: халат, а сверху плащ абба и на бритой голове чалма; зато по убору женщин тотчас можно узнать, что яффское народонаселение родственно с египетским. Они носят тунику голубого цвета, сверху длинные покрывала, обыкновенно белые, а лицо закрывают черной маской, прикрепленной ниже глаз металлическим обручем, идущим поверх головы через лоб, подобно женщинам в Каире. Глаза их обыкновенно болезненные, ибо здесь сильно царствует офтальмия (воспаление глаз). Но вот пароход наш окружили арабские магоны (лодки), гребцы которых с трудом держатся за пароход, шумят и спорят, зазывая к себе наперерыв пассажиров. Советуем не торопиться, ожидая распоряжения командира парохода и прибывшего из города вице-консула и с ним агента нашего пароходного общества. Тяжелые вещи будут нагружены в одну большую барку и в целости доставлены на пристань, а легкие, как-то: узлы, дорожные мешки и котомки – можно взять с собою на руки. Садиться на лодку при малейшем волнении так же трудно, как и въезжать в порт не безопасно даже для привычных арабских лодок, ибо пристань Яффская совершенно открыта и морские волны с шумом и пеною постоянно перебрасываются через преграду, которая, как говорят, некогда составляла мол, а теперь эти развалины едва лишь обозначают линию порта торчащими под водою обломками подводных стен; благодаря им волнение в порте еще сильнее, нежели в открытом море; гребцам надобно улучать способную минуту, чтобы с попутным валом попасть в порт через отверстие в несколько аршин ширины; при малейшей неосторожности или неловкости можно удариться о подводные камни. Здесь-то во всей своей силе выказывается искусство арабских лодочников, которые, подъезжая к проходу между камнями, начинают грести дружнее и сильнее и, управив лодку на хребет попутного вала, вдруг оставляют весла, и вал быстро переносит магону сквозь узкие ворота, за которыми мгновенно утихает ярость волн.

Выход на пристань тоже крайне неудобен, особенно для женщин; он совершается посредством высокой лестницы, которая свешивается с подмосток в воду, – желание поскорее ступить на Святую Землю много затрудняет порядок высадки. Это обстоятельство заставляет арабских лодочников сбирать с пассажиров плату за проезд от парохода до пристани; причем по незнанию языка и обычаев возникает нередко шум и спор, неприятно действующие на поклонников. Во избежание этого советуем раз навсегда, каждому иметь в готовности и вблизи мелкую турецкую монету – парички, левы, пиастры и пятилевники, которые в этой стране бакшишей (подарков) скоро и удобно разрешают все недоумения и устраняют многие мелкие неприятности. Но повторяю, что мелкие деньги надобно иметь и держать постоянно поближе под рукой, отдельно от крупных, во избежание соблазна для чужих глаз, отделяя и из этого запаса заранее одну или две монеты для предстоящей надобности. Предосторожность необходимая, потому что алчность араба к деньгам увеличивается соразмерно числу их, а дерзость доходит иногда до того, что он готов бывает при мальски благоприятном случае и насильно овладеть чужою собственностью, хотя в то же время воровство не составляет его главного порока. Едва вы успеете ступить на твердую землю, вас окружат со всех сторон с предложением своих услуг хамалы, или носильщики. Не слишком бойтесь их видимой навязчивости, ибо это народ хотя и бедный, но трудолюбивый и честный; дорожа правом без затруднения исполнять выгодное ремесло, они всячески чуждаются мелкого воровства. Итак, отдав одному из них свои вещи, ступайте без сомнения по следам его, – он приведет вас прямо в греческий странноприимный монастырь или через него в русский странноприимный дом.

Греческий монастырь Св. Георгия находится

на самой набережной. Несмотря на свое недавнее обновление, он имеет вид векового здания. Как все восточные монастыри, он обширен и расположен применительно к местности, без всякой симметрии; двухэтажные его террасы соединены между собою несколькими переходами, так что в них легко можно заплутаться, пока порядочно не освоишься с местом. На верхней террасе возвышается церковь – продолговатое здание домовой архитектуры; почти в одну линию с нею, подалее на восток, корпус для богомольцев благородного сословия – с окнами на море; перед церковью с северной ее стороны открытая терраса, составляющая крышу зданий нижнего этажа; у самого барьера над морем дом игумена; в нижнем ярусе монастырских зданий помещения для простых богомольцев, склады для тяжелых вещей и довольно тесный двор для лошадей, мулов, ослов и их погонщиков.

Помолясь в монастырской церкви, отрадно отдохнуть на этой террасе после благополучного окончания дальнего плавания, смотреть отсюда на вечно ропщущее море и на привезший вас пароход, с которым вы успели уже свыкнуться во время дальнего плавания; но вот он разводит пары, спеша оставить опасный для него берег – и несмотря на радость, что вы достигли желаемой цели, вам становится грустно при мысли, что этот крылатый гость спешит на родину, и вы молча шлете с ним поклон ей и всему, что мило в ней вашему сердцу.

Приятно также после дневного зноя на этой террасе подышать прохладою морского ветра. А когда смотрите отсюда, как при малейшем ветре бушуют и ярятся волны, – невольно сердце проникается страхом и благоговением при мысли о мимошедшей опасности, и уста сами собою лепечут благодарную молитву за благополучное окончание небезопасного плавания Тому, Кто повелевает буре, – и становится тишина, и умолкают волны морские (Пс 106, 29).

До 1859 года все русские поклонники исключительно останавливались в греческом странноприимном монастыре, а с этого года заведен здесь попечением правительства особый русский приют в доме, уступленном нам в наем Блаженнейшим Патриархом Иерусалимским Кириллом. Дом этот приспособлен сколько можно для временного приюта поклонников; в нем сделаны кухни и необходимая утварь и посуда; пищи же не предлагается, ибо желающие на яффских рынках могут найти все им необходимое по довольно умеренным ценам. Приют же здесь дается даром с правом выжидать в оном отправления первого каравана в Иерусалим или первого русского парохода, отходящего в Царьград.

Заведывание яффским приютом поручено одному итальянскому семейству, которое, по отзывам поклонников, очень усердно исполняет эту обязанность и весьма внимательно к странным.

Время это по кратком отдыхе и подкреплении себя пищею надобно употребить на явку в русское консульство, осмотр города и приготовление к отъезду. У вице-консула простые богомольцы приглашаются оставить для безопасности все лишние за отделением на необходимый расход в Иерусалиме деньги, которые записываются в особую книгу и каждому выдается расписка в полученной от него сумме. Мера необходимая как из предосторожности к могущим случиться при тесноте иерусалимского помещения пропажам и потерям, а главнее всего – для обеспечения средств к возвращению на родину. Мы при этом рекомендуем особенно богомолкам не скрывать настоящего числа денег, чтобы не пенять после на самих себя в случае пропажи, что хотя и не так часто, а все же случается; а сколько нравственного беспокойства испытывают они в дальних поездках, мучась мыслию, как бы какой-нибудь оборванец араб или бедуин не ощупал зашитых в рваном капоте золотых или крестовиков! Уезжая же, например, на Иордан, оставить в сундуке тоже неудобно; могут быть новые и основательные опасения – по возвращении не найти положенного на своем месте. Когда же оставите лишние деньги на сохранение у консула, все эти страхи и беспокойства исчезают сами собою; двойная выгода – и мысли спокойны, и деньги целы.

При отдаче денег на сохранение спрашивается у поклонников, как они желают распорядиться остающимися деньгами в случае их смерти во Святом Граде. Большая часть из являет желание отдать оные на поминовение души своей в храм Святого Гроба, Гефсиманию, Вифлеем, Назарет, Саввинскую обитель и другие святые места и иерусалимские монастыри; владельцы же значительных сумм изъявляют иногда желание отослать часть денег на родину – родным или на поминовение в отечественные монастыри и церкви, что и исполняется свято.

Требование оставлять у консула по крайней мере такую сумму денег, которой бы обеспечивалась уплата за место на пароходе в обратный путь (четыре-пять золотых), некоторым из поклонников не нравится, но единственно по близорукости и недоверчивости, для которой нет никаких поводов. Таким можно посоветовать смотреть на пример разумнейших и поступать так, как они поступают, рассуждая, что тут ошибки быть не может. В отношении же разделения своих денег на две части советуем поклонникам держаться такого правила: оставлять в Яффе большую половину своих денег, следуя тому расчету, что в случае, если бы недостало для иерусалимских расходов, они всегда могут призанять у кого-либо из товарищей или в случае крайности у начальника миссии либо консула, с отметкою на данной им от яффского вице-консула расписке, чтобы занятая сумма была удержана при возврате оставленных в Яффе денег. Если же поступить иначе, оставив в Яффе меньшую часть, то уже нечем будет помочь себе в случае нужды, которую многие встречают, не заботясь соразмерять усердия со средствами, а после погубляют мзду своего усердия ропотом и докучливым выпрашиванием у других. Если за сбором в дорогу и явкою в консульство останется у вас свободное время до отъезда, то я приглашу вас для осмотра Яффы: с базаром ее вы уже познакомились, покупая на нем себе съестные припасы; большая часть базарной улицы с застольными лавочками по сторонам, покрытыми от солнца пальмовыми рогожами, завалена фруктами – произведениями знаменитых яффских садов. С ними-то поспешим познакомиться прежде всего как с главною достопримечательностью Яффы.